Двадцать девять. Седьмые действуют сообща. Двадцать восемь. Эндрю задыхается в кашле. Двадцать семь. Эта Лилиан опять всматривается в меня. Двадцать шесть. Теперь я уставляюсь на неё. Двадцать пять. Катон опять качает головой. Двадцать четыре. Он рисует букву. Двадцать три. Б. Двадцать два. Е. Двадцать один. Г. Двадцать. И.
БЕГИ.
Девятнадцать. Мне жарко. Восемнадцать. Рейчел судорожно вздыхает. Семнадцать. Гейб показывает ей улыбку. Шестнадцать. Гретхен отрешена. Пятнадцать. Джереми расслаблен. Это нехорошо, он не сможет убежать. Четырнадцать. Цеп настроен решительно, он разминает шею. Тринадцать. Рута сосредоточенно ищет что-то. Двенадцать. Эвердин готовится бежать. Одиннадцать. Мелларк ей что-то показывает. Десять. Ищу Катона.
Девять. Он кивает мне. Восемь. Я киваю ему. Семь. Мир растворяется. Шесть. Шарли улыбается, нет, это Диадема. Пять. Судорожно бьётся сердце. Четыре. Вижу Лису и киваю ей. Три. Двигаюсь корпусом вправо, готовая убежать в лес. Два. Последний раз смотрю на Катона. Один. Я мысленно оставляю его в своей комнате. Ноль. Я выдыхаю.
Игры начинаются, Мирта. И пусть удача будет на моей стороне.
========== Первый день на арене. Рассказ Мирты. ==========
Комментарий к Первый день на арене. Рассказ Мирты.
Бойня у Рога Изобилия будет описана в следующей главе
И прозвучал гонг, символизирующий начало 74-х Голодных игр.
Непрерывный дождь, грязь и слякоть, тусклость и атмосфера обречения являло собой платиновый образец классических голодных игр. Ну и, слава Богу, что решили не скидывать нас в пустыню. По крайней мере, я смогу продержаться в таком холоде. Надеюсь, что Лиса тоже.
Как только был подан сигнал, поворачиваюсь назад, беру правой рукой Лису и прямиком бегу в сторону соснового леса. Убегаем мы, налегке не разбирая дороги. А проще говоря, без ничего. Без припасов и без оружия. По крайней мере, живые. Пока что.
Что-то вчера я сильно переоценила себя, подумав, что смогу взять что-либо из этого рога. Какое там. Благо, никто нас и не преследует ведь больная на голову трибутка и рыжеволосая, получившая пятёрку никого не интересуют.
И бежим мы незамедлительно, со всей скоростью и все дальше и дальше от этого злополучного места.
Стараюсь дышать полной грудью, расслабляю мышцы и буквально пьянею от хвойного запаха леса. Но что-то моей напарнице нездоровится, ведь я буквально тащу её на себе. Финч уже утомлена, побледнела и хрипло дышит. Хотя мы пробежали очень мало. И неожиданно падает в грязную лужу.
Сил, да и времени разговаривать нет, потому быстро наклоняюсь и помогаю встать. Только не получается, не получается. Странно, я думала, что буду жутко паниковать, но сейчас вся моё внимание направлено лишь на одну задачу — поднять Финч с лужи.
Ещё и ещё.
И тут кто-то с силой бьёт меня деревянной дубинкой в спину. Была бы металлическая, лежала бы я уже мёртвой. Так что меня кажись и правда, благословили. А так адски больно, но не так ужасно как локтевой удар Кашмиры в солнечное сплетение.
Ошарашенно оглядываюсь, стараясь найти напавшего трибута и заодно правым локтем пытаюсь отбиться от такой агрессивной атаки.
Когда мне, наконец, удаётся повернуться, то у меня появляется шанс рассмотреть противника. Это Эвелин. Трибут из третьего. Лицо её искажено неподдельной яростью, а янтарные глаза так и бегают неустанно.
И её напряжённое тело выдаёт, что она готова напасть на меня в любой миг. Секунду стою в ступоре, и мне явно мерещится, как Брут матерится о моей непроходимой тупости. Он что-то бормочет. Досье, досье. Вот спасительная соломинка. Она боится темноты. Панически боится темноты.
Когда догадка осеняет мой мозг, Финч валит меня на землю, и следом на меня спотыкается Эвелин. Оперативно усевшись на земле, ладонями пытаюсь закрыть ей глаза, чтобы сократить возможность для обзора. Она отчаянно кричит «Катон убил Ларса». От временного шока, я даже не осознаю, что она хочет меня покалечить только из-за того, что я напарница Катона.
Она все ещё не оставляет попыток задеть меня локтем, но у неё не получается, так как она уже в темноте и не может сконцентрироваться на мне. Тем более, мои руки сильнее, раз я смогла непроизвольно оставить синяк на локте Энобарии. Да и к тому времени, Финч уже встаёт и ловко выхватывает из её рук дубинку.
А в следующий миг, она без раздумий наносит ей удар по затылку. Чувствую, как слабеют руки Эвелин, и отпускаю её.
— Думаешь, она мертва? — подавленно подаёт голос напарница. Финч явно расстроена, хоть лицо её и безмятежно. Но губы сжаты.
Девушка лежит неподвижно. Но крови не видно. Наверное, нет.
— Думаю, мы её оглушили. Добивать будем или свалим? — обращаюсь я к союзнице.
— Решай сама, — и она медленно оседает на землю.
Два коротких слова, но, сколько же в нем ответственности. Хочу уйти, но вдруг она ещё раз нападёт. И вдруг в следующий раз у неё будут союзники? Тогда мы с Лисой точно не сможем дать отпор.
Но-но никаких «вдруг», если будет только «сейчас».
Она ведь сама напала на нас, верно? Мы бы её не тронули, если бы она просто пробежала бы мимо. Так что с тяжёлым сердцем озвучиваю свой вердикт, понурой Лисе.
— Похоже, что у меня нет выбора, — удручённо отвечаю Финч, — куколка сама напала на нас, а то мы бы никого и не тронули бы, верно?
Лиса смиренно кивает. Она разрешает. Хотя, этого не хочет.
Прерывисто дышу от волнения, ведь если я это сделаю, то не смогу вернутся назад. Но если не сделаю, то Лиса может быть в опасности. А этого я допустить не могу.
Ну и жуткая же дилемма, все-таки нужно было спросить Катона, какого это уничтожить кого-то без лишних эмоций.
Вот теперь с точностью можно сказать, что мои голодные игры по-настоящему начинаются только сейчас. Судьба не любит нерешительных людей, потому решив завязать прошлым, я осторожно беру дубину из рук напарницы и подхожу к девушке, лежащей в обмороке.
Тем для неё и лучше, умрёт во сне. Без всякой пытки. Я делаю благое дело. Правда.
Дубина поднимается верх и со свистом в унисон завывающему ветерку ударяется в череп моей первой жертвы. Странно, крови не вижу. Ударяю ещё раз. Дубина все глубже и глубже ломает белоснежные стены, окрашиваясь в цвет вишни.
Некоторые капельки долетают и до моего промокшего лица. Кровь тёплая, от этого становится приятно, учитывая, что вокруг лишь сумрак и холод.
Ударяю со страхом. Ударяю просто так. На всякий. Ударяю с наслаждением. Наконец убедившись, что она мертва, отхожу на неё и любуюсь на свою работу.
Пушка стреляет, унося за собой прошлое. И невинность души.
Убила я топорно и не изящно, хотя думаю мне простительно, ведь я же не училась в академии. В душе я так ликую, ведь оказалось это не так сложно, как ранее думала. Но чтобы не расстраивать свою напарницу, со скорбным лицом выдаю:
— Мне жаль, Франческа. Но это было единственным решением, я бы не пережила, если бы она тебя покалечила, — и горько вздыхаю.
Знаете, давить на чувства не самое благородное дело, но сейчас я её понимаю. Ведь теперь она меня боится, зная, что я так легко поломала барьеры своей человечности, хотя только вчера клялась, что не способна этого сделать.
Оказывается, я человек не самых высоких моральных устоев. Ну что поделать? Нет времени на рефлексию, но вслух я этого, конечно не произношу.
Мы тихо шагаем прямо в густую лощину. Я чувствую нутром, как колеблется Франческа. Ей страшно. Ей мерзко. Ей стыдно оттого, что она разрешила мне убить Эвелин.
Хотя, эта девушка сама и виновата. Ах да , я все ещё тащу с собой эту дубину. Хорошо, что я поела утром, а то есть, совсем не хочется. Да и есть совсем нечего. Не до того было.
Скажу правду, я опасаюсь других трибутов, но больше боюсь остаться в одиночестве. Потому пытаюсь заплакать. После стольких лет унижения в приюте, мне сложно показывать свои настоящие эмоции.