Джек заморгал:
— Конечно. Кто же травит крыс в кухне ядом?
Холлоранн иронически рассмеялся:
— Мистер Уллман, вот кто. Прошлой осенью его посетила эта блестящая идея. Ну, я-то объяснил, сказал: «А ну, как все мы приедем сюда на будущий год в мае, мистер Уллман, я на вечер открытия приготовлю традиционный обед — а это, кстати, лосось под очень приятным соусом — и все до единого захворают, а доктор придет и скажет: «Уллман, что это вы тут творите? Восемь самых богатых ребят в Америке отравились крысиным ядом! Чьих, интересно, рук это дело?»
Джек закинул голову и звучно расхохотался:
— Что ответил Уллман?
Холлоранн изнутри ощупал щеку языком, словно проверяя, не застрял ли там кусочек пищи.
— Он сказал: «В таком случае — ловите, Холлоранн!»
На этот раз засмеялись все, даже Дэнни, хотя он не совсем понимал, в чем состоит шутка, — ясно было только, что она касается мистера Уллмана, который в конце концов знает не все на свете.
Вчетвером они прошли через столовую, сейчас тихую и пустынную. Из окон открывался сказочный вид на заснеженные западные вершины. Все белые льняные скатерти были прикрыты кусками чистого жесткого пластика. В одном углу, словно часовой на посту, стоял уже скатанный на зиму ковер.
На другой стороне широкой комнаты находилась дверь, створки которой напоминали крылья летучей мыши, а над ней — выведенная позолоченными буквами старомодная надпись: Бар Колорадо.
Увидев, куда смотрит Джек, Холлоранн сказал:
— Коли вы любитель выпить, так, надеюсь, прихватили запасы с собой. Тут хоть шаром покати — вчера была вечеринка для сотрудников, вот что. Сегодня у всех горничных и рассыльных трещит голова, включая и меня.
— Я не пью, — коротко сообщил Джек. Они вернулись в вестибюль.
За те полчаса, что они провели в кухне, там стало куда свободнее. Продолговатое помещение уже приобретало замерший, заброшенный вид, и Джек решил, что довольно скоро они свыкнутся с этим. Стулья с высокими спинками опустели. Монахинь, что сидели у огня, уже не было, да и сам огонь потух, превратившись в слой уютно тлеющих углей. Венди выглянула на стоянку и увидела, что осталась всего дюжина машин, остальные исчезли.
Она поймала себя на том, что тоже хочет сесть в «фольксваген» и уехать в Боулдер… или еще куда-нибудь.
Джек озирался в поисках Уллмана, но того в вестибюле не было. Подошла молоденькая горничная с заколотыми на затылке пепельными волосами.
— Твой багаж на крыльце, Дик.
— Спасибо, Салли. — Он чмокнул ее в лоб. — Желаю хорошо провести зиму. Я слышал, ты выходишь замуж?
Она зашагала прочь, развязно виляя задом, а он повернулся к Торрансам.
— Ежели я собираюсь успеть на свой самолет, надо поторопиться. Хочу пожелать вам всего хорошего. Так и выйдет, я знаю.
— Спасибо, — сказал Джек. — Вы были очень добры.
— Я хорошенько позабочусь о вашей кухне, — снова пообещала Венди. — Наслаждайтесь Флоридой.
— Как всегда, — сказал Холлоранн. Он оперся руками о колени и нагнулся к Дэнни. — Последний шанс, парень. Хочешь во Флориду?
— Кажется, нет, — с улыбкой ответил Дэнни.
— О’кей. Хочешь проводить меня с сумками до машины?
— Если мама разрешит.
— Разрешаю, — сказала Венди, — но придется застегнуть курточку.
Она нагнулась, чтобы помочь сыну, но Холлоранн опередил ее, большие, темные пальцы двигались ловко и проворно.
— Я отошлю его прямо к вам, — сказал он.
— Отлично, — откликнулась Венди и проводила их до дверей. Джек все еще оглядывался — не появится ли Уллман. У стойки выписывались последние постояльцы «Оверлука».
11. Сияние
Прямо за дверями были свалены в кучу четыре сумки.
Три здоровенных, видавших виды старых чемодана из черной искусственной крокодиловой кожи. Последняя необъятных размеров сумка на «молнии» была из выцветшей шотландки.
— Похоже, ты ее унесешь, а? — спросил Холлоранн у Дэнни. Сам он взял в одну руку два больших чемодана, а оставшийся сунул под мышку.
— Конечно, — ответил Дэнни. Он вцепился в сумку обеими руками и спустился вслед за поваром по ступенькам крыльца, мужественно стараясь не кряхтеть, чтобы не выдать, как ему тяжело.
За время, прошедшее с приезда Торрансов, поднялся резкий, пронизывающий ветер; он свистел над стоянкой, и Дэнни, тащившему перед собой сумку, которая стукала его по коленкам, приходилось щуриться так, что глаза превращались в щелки. На асфальте, теперь почти пустынном, шуршали и переворачивались несколько блуждающих осиновых листочков, отчего Дэнни на миг вспомнилась та ночь на прошлой неделе, когда, проснувшись после кошмара, он услышал — или по крайней мере подумал, что слышит, — как Тони не велит ему ехать.
Холлоранн опустил сумки на землю возле багажника бежевого «плимут-фьюри».
— Машина, конечно, не бог весть какая, — доверительно сообщил он малышу, — я ее нанял, вот что. Моя Бесси — на другом конце Штатов. Вот то машина так машина. «Кадиллак» пятидесятого года, а катается — одно удовольствие! Да, скажу я вам… Держу ее во Флориде, она уже слишком стара, чтоб лазить по горам. Тебе помочь?
— Нет, сэр, — сказал Дэнни. Последние десять или двенадцать шагов ему удалось пронести сумку не кряхтя. С глубоким вздохом облегчения он опустил ее на землю.
— Молодец, — похвалил Холлоранн. Вытащив из кармана синего шерстяного пиджака большую связку ключей, он отпер багажник и, поднимая вещи, спросил: — Сияешь, малыш? Да как сильно, я таких еще не встречал. А мне в январе шестьдесят стукнуло.
— А?
— Тебе кое-что дано, — сказал Холлоранн, оборачиваясь к нему. — Что до меня, я всегда называл это сиянием. И бабка моя тоже так говорила. У нее у самой это было. Когда я был пацаненком, не старше тебя, мы частенько сиживали на кухне и подолгу болтали, даже рта не раскрывая.
— Честно?
При виде разинутого рта Дэнни, его почти голодного выражения, Холлоранн с улыбкой сказал:
— Залезай-ка, посидим несколько минут в машине. Хочу поговорить с тобой. — Он захлопнул багажник.
Венди Торранс из вестибюля «Оверлука» увидела, как ее сын лезет на пассажирское сиденье в машину Холлоранна, а черный повар-великан садится за руль. Ощутив острый укол страха, она открыла было рот, чтобы сказать Джеку: Холлоранн не шутил насчет того, чтобы увезти его сына во Флориду, затевается похищение… Но они сидели в машине — и ничего больше. Очертания детской головки, внимательно повернутой к крупной голове Холлоранна, были едва видны Венди. Но и с такого расстояния она узнала позу: так сын смотрел телевизор, когда показывали что-нибудь особенно захватывающее, так он играл с отцом в «старую деву» или дурацкий криббидж [2]. Джек, который по-прежнему озирался в поисках Уллмана, этого не заметил. Венди молчала, нервно наблюдая за машиной Холлоранна, и пыталась понять: о чем же может идти разговор, если Дэнни так наклонил голову?
В машине Холлоранн тем временем говорил:
— Когда думаешь, что ты один такой на свете, делается вроде как одиноко, да?
Дэнни, которому иногда бывало не только одиноко, но и страшно, кивнул.
— А других вы не встречали, только меня? — спросил он.
Холлоранн рассмеялся, качая головой:
— Нет, малыш, нет. Но ты сияешь сильнее всех.
— Значит, таких много?
— Нет, — сказал Холлоранн, — но время от времени на них натыкаешься. Полно ребят, которые сияют совсем чуть-чуть. И даже не знают про это. Только всегда являются с цветами, ежели их жены погано чувствуют себя во время месячных, хорошо пишут контрольные в школе, хоть учебник и в руки не брали, и, стоит им зайти в комнату, они сразу соображают, что чувствуют люди, находящиеся в ней. Таких-то я встречал человек пятьдесят или шестьдесят. Но всего человек двенадцать, включая и мою бабулю, зналио своем даре.
— У-у, — сказал Дэнни и задумался. Немного помолчав, он спросил: — Вы знаете миссис Брэнт?
— Ее-то? — презрительно хмыкнул Холлоранн. — Она не сияет, нет. Просто два-три раза за вечер отсылает назад свой ужин.
2
Криббидж — карточная игра для двух, трех или четырех игроков. Из сброшенных игроками карт формируется «колыбель-криб».