— Ну что, услышал ты голос небесного огня? — посмотрел в окно старик.
— Ещё как услышал, но не ушами, — положил я дрова возле небольшой глинобитной русской печи.
— Если так, то теперь ты можешь слышать голос любого предмета.
— Что-то я не пойму…
— А тут и понимать нечего, — поднялся со своего места хозяин избы. — Дело в том, что каждый голос имеет свой окрас. Вот сейчас мы возьмём с тобой по коробке акварельных красок, ты сядешь с лампой, по одну сторону печи, а я по другую. Уяснил?
— Ничего не понимаю…
— Сейчас всё поймёшь, — и старик протянул мне коробку «Невы». — Вот бумага, а вот дощечка на которой ты будешь рисовать.
— Что рисовать?! — на секунду мне показалось, что у моего старого друга не все дома.
— Рисовать голоса того, что нас окружает.
— Как можно нарисовать звуки? — не понимал я.
— Сядь и успокойся! — показал мне на моё место странный дедушка. — Сел? А теперь припомни, какого цвета был голос небесного огня? Просто надо отбросить все мысли и расслабиться. То, что первым придёт, то и будет.
— Что должно прийти?
— Какой ты сегодня непонятливый, — вздохнул старик. — Цвет должен прийти, цвет! Понял?
Я молча кивнул.
— Вот и хорошо. Теперь садись и разводи краски. А я сяду с другой стороны печи. И так же как ты буду рисовать голоса. А потом мы сравним мои цвета и твои. Дошло?
— Да, вполне, — посмотрел я на дедушку, — только не знаю, что у меня получится? Ведь кроме голоса сполохов, я больше ничего не слышу…
— Так тебе кажется. Садись и берись за дело! У тебя должно получиться.
Я уселся на табуретку и положил дощечку с листом бумаги себе на колени.
— Давай начнём с голоса неба, — донеслось из-за печки. — Какого он цвета?
— Кажется, ультрамарин, — не уверено сказал я.
— Верно! А ты в себе сомневался, — в словах старика послышалось одобрение. — А теперь давай нарисуем голос скалы за озером.
Вздохнув, я опустил кисть в воду и, включив интуицию, стал размешивать краски.
— Нарисовал? — послышалось из-за печи.
— Что-то намазал.
— Хорошо! Теперь давай нарисуем голос нашей избушки и печки, у которой сейчас сидим.
— Ты, наверное, не в себе, но если тебе нравится такое рукоделие, которым мы сейчас заняты, изволь — буду стараться! Измажу тебе весь лист, дело нехитрое.
И я размашисто стал наносить краски на свою импровизированную картинку.
— Видишь, кружка на столе? — раздался из-за печки голос дедушки. — Попробуй изобразить и её голос.
— Есть, — ответил я браво.
И смешав несколько цветов, тут же намешал новую краску. Когда я закончил с рисованием, старик с улыбкой и явным интересом поджидал меня за столом.
— Давай-ка сюда свои художества! — протянул он руку. — Будем сравнивать их с моими.
Когда оба листа бумаги легли рядом, от удивления у меня невольно открылся рот. На обоих импровизированных картинах цвета оказались абсолютно одинаковыми.
— А ты меня уверял, что не слышишь голосов окружающего? — посмотрел на меня дед Чердынцев. — Вот тебе доказательство, что слышишь. На бумаге красками изображены частоты вибраций. Вот небесный огонь, так? — показал дедушка на первый рисунок. — А теперь давай вспомним, как окрашен наш центр сознания, связанный с третьим глазом.
— Он синий.
— Да, синий, — кивнул головой старик. — Вот мы его изобразили, только он получился ультрамариновым.
— Но ведь это одно и то же?
— Верно! На что я и хотел обратить твоё внимание.
— Получается наш цвет точнее, чем принято считать? — посмотрел я на старика.
— Правильно! — хлопнул он меня по плечу. — Следовательно, космический плазменный океан, по своей частоте не синий, он тёмно-ультрамариновый. Вот какой цвет указывает на гигантскую энергию и на сознание Сварожича. Перед тобой доказательство истины нашего опыта. А теперь посмотрим, каким цветом мы обозначили частотную составляющую нашей печи?
С этими словами старик внимательно изучил оба рисунка и, улыбнувшись, посмотрел мне в глаза.
— Ты смешал две краски: тёмно-коричневую, это частота земли-Матушки и красную. Чей это голос, как ты думаешь?
— Наверное, Бога Агни…
— Агни?! Думай, что говоришь. Ну-ка, сейчас же изобрази мне голос огня!
Дед Чердынцев явно был недоволен. Расслабившись и успокоив внутренний диалог, я снова взялся за краски. И тут понял, что сморозил чепуху. Голос огня у меня получился жёлто-оранжевый.
— Вот видишь, оказывается всё просто, — стал успокаиваться дедушка. – Так какому силовому космическому потенциалу принадлежит цвет краплака[4]?
Вспомнив о коренном красном ядре сознания, я назвал имя Бога.
— Да, Перун! Всё верно. Тёмно-красный цвет частоты — он. А земной огонь, как видишь, отличается от небесного. Он состоит из нескольких вибраций. Хотя и обладает своим собственным сознанием. Впрочем, как и все остальные земные стихии. Так какой можно сделать из всего этого вывод?
От вопроса старого, я растерялся.
— Вижу, не знаешь, — укоризненно покосился на меня дедушка, — а ведь он прост. Все земные стихии: и огонь, и стихия воды, и великая стихия ветра, и силовой потенциал нашей планеты, являются составными частями той великой космической гармонии, которая царит над бесконечным множеством Вселенных. Следовательно, земные стихии всегда вторичны и зависимы от Высшего. В этом как раз и заключается слабость каббалистов. И наша слабость!
Последние слова старика меня сбили с толку.
— Почему наша? Ты можешь объяснить?
— Потому что мы забыли, что над иудо-христианским каббалистическим ограниченным миром стоит бесконечность и вечность Великой Гармонии. Её голос многократно усиленный сполохами ты только что слышал. Походит этот бас на протяжное йоговское «ом»?
— Всё абсолютно другое…
— Вот теперь ты приблизился к истине. С этого момента тебе можно давать знания, которые ты раньше не усвоил бы.
На несколько минут старик задумался, потом сказал:
— Ты несколько раз меня спрашивал о механизме информационного воздействия на природу человека и каждый раз я мягко уходил от ответа. Было такое?
Я кивнул.
— Так мягко, но настойчиво не желали отвечать на мой вопрос и другие.
— Кто, например? — улыбнулся дед Чердынцев.
— Был у меня старый друг чем-то похожий на тебя, только чуть выше ростом. Он жил на Конде…
— Ну и что он тебе сказал? — прищурился хозяин скита.
— Объяснил, что проект тотального изменения сознания нашего общества, то, что мы наблюдаем и осознаём, как коренной переворот ценностных приоритетов, был запущен сразу после мировой войны. И нацелен он был на то, чтобы мы были готовы к принятию проекта серьёзных изменений, который нам известен, как проект Даллеса.
— Ну и чем ты не доволен? Всё правильно.
— Но ведь это не ответ! — возмутился я. — Тогда я был им удовлетворён, но через некоторое время понял, что для понимания происходящего он недостаточен.
— Вот как?
— Да, недостаточен. Меня познакомили со стратегией ломки и перевода сознания нашего общества в другую плоскость.
— В какую же? — поинтересовался старик.
Было видно, что дед Чердынцев надо мной издевается.
— Тебе это лучше меня известно, в область неограниченного потребления.
— Да, да, всё это так, — изменился в лице хозяин скита. — А к кому ты ещё приставал со своим вопросом?
— К одному посвящённому с вершины Мезени.
— И он тебя тоже послал, так?
— Так!
— Ну что же, придётся мне за всех отдуваться. Неплохо они придумали, прямо скажем, неплохо! Наверное, решили, что я смогу ответить тебе на твой вопрос более доступно. Не надо никого судить. Всё дело в тебе. Сейчас ты сможешь понять то, что раньше прозвучало бы для тебя пустым звуком.
4
Краплак — [нем. Krapplack] — яркая тёмно-красная краска (соединение ализарина и пурпурина с основными солями алюминия).