К бытовикам, ворам, убийцам Иадова-Тихогнидова была снисходительна, тех же, кто хоть отдалённо напоминал ей ненавистную «передовую молодёжь», старалась извести. Однажды она была с ревизией в бараке, где жили заключённые химики и геологи, которые работали на буровой. Когда она вошла с мороза в тёплое полутёмное помещение и грозно посмотрела на всю учёную контру, кто-то отчётливо произнёс: «Und dann und wann ein weisser Elefant». Тата медленно стряхнула с себя снег, загадочно улыбнулась и вышла. Через день расстреляли специалиста по девонскому периоду Васю Ханина.
Иадова-Тихогнидова совсем озверела, когда стала просто Иадовой: с места в карьер от неё ушёл муж. Ответственный инспектор Тихогнидов променял свою бровастую статную Тату на седенькую пигалицу Пульхерию Ивановну. Пульхерия Ивановна была вольнонаёмной фельдшерицей, она искусно залечила Тихогнидову застарелый геморрой. Благостная, тихонькая, Пульхерия Ивановна была полной противоположностью мятежной Тате. При новой подруге суровый Тихогнидов становился ласковым мурлыкой. С Пульхерией Ивановной Тихогнидов по инспекторской должности своей поселился недалеко от известкового карьера, на холме, в избушке под берёзкой. В карьере стоял пердячий пар и скрежет зубовный, а в избе пел чайник и шептали шкварки на сковородке. Под хромовыми сапогами Тихогнидова простирались толщи древних отложений с остатками фораминифер, криноидей, гастропод. Среди окаменелостей ползали с тачками представители запроволочной фауны. Поднимались столбы доломитовой муки, хрустели кости зэков и раковины брахиопод. Зэки вынимали изо рта свои зубы и скармливали их иглокожим. Активно размножались морские лилии, похожие на шестерёнки инопланетных летательных аппаратов. Лаяли собаки, материлась охрана. Тихогнидов ездил вокруг карьера на гнедом Фигаро. Пульхерия Ивановна размачивала сухофрукты.
На карьере Тата служила в охране. Предатель семейных ценностей всё время был у неё перед глазами, с сердечной болью она наблюдала за его новым счастьем, но делала вид, что ни о чём не жалеет. Пульхерия Ивановна напоминала Тате классную даму из детства в поблёскивающих стеклышках на носу; хотелось её задушить. Однажды Тата выросла на пороге избушки с крысиным ядом, припрятанным в рукаве гимнастёрки. Она попыталась незаметно подбросить его в сухофрукты, но была застукана зоркой фельдшерицей. Сцепившись в смертельной схватке, соперницы покатились по полу, Тата пыталась расстегнуть кобуру, Пульхерия Ивановна кусала её пальцы. То ли сердце у Таты сдало, то ли зубы фельдшерицы были ядовитые, но одержала победу новая пассия Тихогнидова. Дело замяли, Тату сослали в питомник служебных собак, там она начальствовала несколько лет, хорошо себя проявила и в один прекрасный день получила назначение на руководящую должность в лагерный детский дом. На новое место собачную начальницу сопровождал её единственный друг – старый полуслепой злой пёс Патрон. Лагерных детей Тата называла «враженята». Она их ненавидела всей душой.
Треть своей жизни Иадова положила на перевоспитание врагов народа, лучшим методом она считала пулемётную очередь. Вглядываясь в лица заключённых, Тата искала университетских интеллектуалов, подпортивших её и без того несвежую юность. Ей часто снились набережная в сугробах, счастливые лица профессорских девочек и их друзей. Она надеялась, что все они умерли – в тюрьме или от голода. Каково же было её изумление, когда, взойдя на новый пост, она обнаружила среди зэчек обидчицу Вареньку…
7
Иадову удивило, что барынька-Варенька за четверть века совершенно не изменилась – те же лицо, фигура, волосы, только глаза грустные. Неужели родственница, дочь? Надо было всё разъяснить. Тата разъяснила, и однажды Броня увидела новую начальницу в столовой. Иадова сидела на низенькой скамеечке рядышком с враженятами, она и себе попросила мисочку каши, однако есть не торопилась. Поставили миску для Патрона, пёс жадно чавкал, но никакого чувства благодарности не испытывал: когда мимо проходил ребёнок, он скалился и страшно рычал. Броня не могла понять, почему начальница смотрит на неё с таким торжеством. Иадова похвалила её за порядок, спросила, все ли хорошо работают – другие няни, истопник, водовоз. Броня очень аккуратно отвечала, что всё у них в полном порядке, замечаний к обслуживающему персоналу нет.
Иадову поразила обстановка в детском бараке. На входной двери красовалась табличка со звездой и надписью: «Самый чистый барак». Действительно, там всё блестело чистотой, пол и деревянные поверхности были выскоблены добела. Пахло ёлкой. На столах у печки сушились ягоды, к потолку были подвешены мешочки с сушёными грибами. К стенам были прибиты нарядные портреты вождей, между ними качались на нитках чудесные куклы, они кивали и улыбались Иадовой, как доброй знакомой. Вокруг детских кроваток стояли фанерные леса и горы; фанерные крылатые кони и прочие звери на колёсиках желали малышам спокойной ночи. На полках среди обычных детских книжек стояли рукописные сборники стихов и сказок: Петя диктовал по своей феноменальной памяти, Броня каллиграфически записывала, Гриша делал картинки и сшивал. В длинном коридоре с дверями, ведущими в детские группы, висела доска почёта с итогами социалистического соревнования, живописными портретами главных ударников и описаниями их достижений. Рисовал, естественно, Гриша. Иадова увидела барыньку-Вареньку, сурового Архипыча в ушанке, серьёзного Петю.