— Синдзи-кун…
— На… Нагиса?
— Наконец-то.
Синдзи скосил глаза, с трудом проглотив комок подкатившей к горлу желчи. Комната была пуста — не похожа на больничную палату, и на привинченном к полу стуле сидел беловолосый парень, сверкая в полумраке красными глазами.
— Что… Что ты тут делаешь?
— Глупости. Правильный вопрос — где ты и что ты тут делаешь.
Икари закрыл глаза. Мир давил его даже убогим крохотным объемом комнаты, комкал сознание, уминая поглубже в гудящую черепную коробку.
— И… Где я?
— Ты в карцере.
«Карцер. Почему?» Вслух говорить не хотелось: еле слушался опухший язык, больно царапаясь во рту, нестерпимо зудели зубы.
— Хорошо, говорить ты не расположен. Слушай тогда. Ты применил свою сущность не по назначению. Почти надорвался, отправляя к праотцам сразу четверых. Это… Впечатляет, даже меня. Ха-ха…
Голова отозвалась немелодичным звоном на резкий смешок Нагисы, но разум начал собираться, подстегивая память. Глубоко-глубоко заворочался словно бы контуженный второй голос, послышался стон. «Я… Я их убил. Всех».
— «А-10», твое проклятие, — это возможность воздействовать на мир руками ангела — свободной волей, — сказал Нагиса. — Ты шустро освоил команду «подохнуть», самую простую… Хотя больше тебе и не надо пока. Загвоздка вот в чем, Синдзи-кун…
Каору встал и прошелся по комнате.
— Ты получил зародыш всемогущества будущего бога. Но задействовать твой нечаянный дар стоит только в единстве с «Типом», который работает как рупор для твоего голоса. А ты разорался и едва не порвал связки…
— Погоди… Ты сказал «руки Ангела»?
Красные глаза вплотную приблизились к его лицу. Картинка еще подплывала, но уже было не так тошно.
— Да. Только не того, которого ты имеешь ввиду. У большинства тех, о ком ты подумал, свои виды на такую свободную волю. Прямо скажем, убийственные. Ангел и ангел… Хе-хе, парадокс намечается…
Синдзи вновь закрыл глаза. Контуженное состояние бередило разум, не давая сосредоточиться, он воспринимал слова Каору и отправлял их в память, даже не пробуя анализировать, только отдельные моменты привлекали его больное расстроенное внимание.
— Ладно, это все сложно… Не напрягайся, отдыхай, но помни, что тебя и твои протезы будут судить. Выяснять, насколько вы безумны. Убили временного командира, доктора Акаги, троих солдат, главврач из-за вас с ума сошел… Да… разорался ты некстати, Синдзи-кун.
Сознание медленно переваривало услышанное и затошнило уже не тело — разум. «Суд… Безумие…»
— Ты в беде Синдзи-кун, но это может принести неожиданное преимущество…
Он невидяще уставился на почти скрытого тенью Нагису. Каору растворялся, рассыпаясь нитями мрака в углу, а в дверях грохотал ключ, едва не глуша угасающий голос:
— Я уведу тебя по первому твоему слову, а твои протезы останутся здесь, чтобы разделить судьбу всех ненужных вещей.
20,5: Межглавье
Коридор штаба базы «Токио-3» был пуст. Толстые иллюминаторы пропускали тусклый свет с улицы, недостаточный, чтобы разогнать густые тени у пола и под потолком, но единственная на весь коридор включенная лампа едва ли давала больше света. Истоптанное железо было усеяно листами бумаги, большинство из которых еще накануне полагалось хранить в сейфе как особо секретные распоряжения, отчеты и приказы по Тихоокеанскому фронту. Стены помещения дрожали на низкой ноте, пропуская внутрь еле слышный рев сирены общей тревоги.
Прямо под единственной лампой распахнулась дверь, и в коридор полилась мягкая грустная музыка. Стоящий в дверном проеме командующий Икари остановился, бросил взгляд в покидаемое помещение — свою приемную — и аккуратно поставил у стены лезвием вниз окровавленный тати, после чего вышел в коридор и закрыл дверь. Листы на полу слабо двинулись от неуловимого движения воздуха, затихла музыка, а командующий пошел по коридору в полумрак, сопровождаемый шуршанием бумаги и гулким звуком шагов.
Лестница привела его на цокольный этаж штаба, потом — в подвал, и везде царило одно лишь запустение поспешной эвакуации, ни один служащий не встретился ему на пути. Найдя в темноте ручку, он открыл дверь и оказался в куда ярче освещенном помещении — боевом командном центре базы. Мертвенное сине-зеленое сияние кинескопов, гудение ламп, треск, болтовня и шипение из многочисленных телефонов, в беспорядке валяющихся на столах, неизменные листы бумаги повсюду.
Командующий опустился в кресло командира базы, уткнулся носом в сложенные перед лицом ладони и вперил тяжелый взгляд в экран радарной установки. Пять точек в двадцати милях от берега прекратили приближаться к Атомным землям и теперь маневрировали, принимая линейное построение. Еще позавчера он знал о составе этой небольшой группы, прошедшей Панамский канал. «Три церштерера нового типа, авианосец „Эрих Кох“ и линкор „Гнейзенау-II“… Слишком мало, и это плохо…»