«Секундочку… На груди и на животе».
Перестроив таким образом восприятие, он уже безо всякого удивления обнаружил, что девушка, лежащая на его левой руке, устроила свою голову и руку прямо на нем.
— Ты вспотел.
Синдзи ухмыльнулся. Было бы глупо полагать, что Рей до сих пор спит.
— Еще бы. Ты как печка.
Она зашевелилась и бесцеремонно уперла ему локоть в грудь:
— Я тебе мешаю?
«Самое смешное, что это не заигрывание», — подумал Синдзи с улыбкой.
— Мне из-за тебя кошмар приснился, — пожаловался он.
— Расскажи.
— Не хочу.
Острый локоть нажал больнее и с усилием пересчитал ему несколько ребер. Синдзи скривился:
— Аянами, а у меня ведь есть пистолет под подушкой.
— Уже нет. Он мне мешал.
Не обращая внимания на боль в груди, он засмеялся.
— Аянами, вот как можно это называть отношениями? Куда дела мое табельное оружие?
— Тебе важно, как это назвать? — ровно спросила девушка, напрочь игнорируя второй вопрос.
Синдзи подумал о самом простом и очевидном слове, которым стоило бы это назвать, но вместо ответа нашел ладонью щеку Рей. «В наших странных „отношениях“ слова уже давно не имеют никакого смысла. Возможно, не имели с самого начала», — он вспомнил их беззвучное знакомство вслепую и заулыбался, прислушиваясь к теплому дыханию.
Невидимый динамик радио всхрапнул, и заиграл неприятно громкий горн побудки, призывая внесменный персонал базы возвращаться к безнадежно вечной обороне. Синдзи застонал.
— Аянами… Уже шесть?!
— Икари?
— Где мой пистолет?
— Зачем он тебе?
— Застрелиться. Мы же в полседьмого должны быть у пирса, встречать немцев…
Тепло таяло от прикосновения досады, и, хотя девушка даже не пошевелилась, очарование уединения стремительно уходило: «Ну что же это такое? Да пошли эти райховцы в жопу!» Горн звал на войну, горн давал пощечины и с металлическим звоном громко недоумевал, как можно позволять себе забыть о фронте. Синдзи похолодел: на какую-то крошечную секунду ему даже почудилось, что рядом с ним — просто девушка-сослуживец, боевой товарищ, и у них всего лишь удачно совпало желание переспать с кем-нибудь. Он не успел даже как следует осознать эту нелепицу, когда лба коснулись губы Рей. Синдзи замер, почувствовал возню, а секундой спустя ослепительно вспыхнул зажженный девушкой свет.
— Доброе утро, Икари.
Синдзи проморгался и успел увидеть, как Рей исчезает за дверью ванной.
«Доброе утро, моя родная». Он покатал эти замечательные слова на языке и с горечью понял, что они совсем чужие. А еще — в них не помещалось и десятой части того, что он хотел сказать.
— И тебе, Аянами — крикнул он. — Давай быстрее, хорошо?
«Быстрее» получилось очень неплохо. Двадцать минут спустя пилоты вытянулись по стойке смирно перед майором Кацураги. Мисато-сан держалась неестественно прямо, голову поворачивала медленно и, даже будучи в маске, дышала в сторону. «Видимо, рефлексы…» На сочувственно-ехидный вопрос Кенске честно ответила в духе, мол, вчера у доктора Акаги засиделась и вообще. Командование базы, сгрудившееся у пирса, вглядывалось во мглу, что нависала над океаном, майор тихо, но непечатно ругала погоду, Аоба невдалеке рассказывал старшему интенданту что-то похабное, а Синдзи наслаждался. Прижавшись к нему плечом, рядом стояла Рей, и он с ужасом и даже восторгом вспоминал свои нелепые раздумья последней недели.
«А ведь началось все с этого Кенске… Не забыть его угостить…»
Неделя, прошедшая с помолвки Тодзи и Хикари, стоила Синдзи большого количества нервов. Его мучила тысяча терзаний и сомнений сразу, и крутились они все вокруг единственного вопроса: что будет, если он пересмотрит свои отношения с Аянами? Тот факт, что сомнения уже сами по себе означали кое-что, его совсем не беспокоил. Синдзи настолько боялся потерять друга, что искал поводы для самокопания везде, где только можно — от общения с неразговорчивой девушкой до вечной дилеммы дружбы с женщиной. В ход шли воспоминания, анализ разговоров, поиск потаенного смысла в отрывистых фразах… Тем временем, пока разум был увлечен этим безобразием, неосознанно Синдзи стал действовать именно как ухаживающий за девушкой парень, и кульминации это все достигло накануне в столовой.