Это было справедливо!
Феодора была счастлива, когда три месяца скрывалась в объятиях своего любовника, в маленьком домике у ворот св. Римлянина. Адриан удалялся только тогда, когда этого требовали его обязанности, все остальное время он посвящал своей возлюбленной, стараясь обогатить ее ум теми познаниями, которыми обладал он сам. Ибо опять-таки Адриан не был обыкновенным фигляром, шутом, паяцем: он получил образование и даже писал небольшие пьесы для театра.
Он выучил Феодору читать и писать. Это послужило для нее в пользу, когда она сделалась императрицей.
По как ни была она счастлива, она очень подурнела. День ото дня розы на щеках ее бледнели, день ото дня лицо ее делалось худощавее, тогда как по странному контрасту талия ее делалась полнее.
В начале четвертого месяца своего пребывания у Адриана, однажды утром, оставшись одна с Флавией, она с беспокойством рассматривала в зеркале изменение своих черт и чрезвычайное развитие форм; вдруг Феодора услышала взрыв хохота и была удивлена.
Она обернулась.
— Чему смеетесь вы? — спросила она Флавию.
— Тому, что ты ошибаешься в причине совершенно естественной вещи.
— Совершенно естественной?..
— Без сомнения. Полноте, не беспокойтесь, моя душенька! Ваша свежесть возвратится, ваша талия снова станет тонкой и грациозной. Надо только потерпеть месяцев шесть или семь.
— Шесть или семь месяцев, это почему?
— Вы не понимаете? Как?.. Вы не…
— Понимаю! — в свою очередь возразила Феодора и так сухо, что вся веселость старушки сразу пропала.
Да, она поняла, так хорошо поняла, что осталась неподвижной, с сжатыми губами, с устремленным куда-то взглядом. То, что составляет радость супруги, для куртизанки порождает ужас, и куртизанка вдруг проснулась в Феодоре. Она была беременна, беременна!.. Если уже зарождение ребенка так повредило ее красоте, то что станется с ней, когда она будет еще носить этого ребенка шесть пли семь месяцев? Что станется с ней, когда она произведет его на свет? Что бы ни говорила Флавия, у Феодоры на этот счет было свое убеждение, основанное если и не на своем опыте, то, по крайней мере, добытое ею от своих подруг по театру: «быть матерью всегда чего-нибудь да стоит».
Вошел Адриан.
— Что с тобой? — спросил он при виде бледной и мрачной Феодоры.
Она вздрогнула, увидев своего любовника, и сдержала себя.
— Будешь ли ты любить своего сына или дочь, Адриан?.. — спросила она.
У него вырвался крик счастья.
— Возможно ли! — воскликнул он. — Ты спрашиваешь меня, буду ли я любить моего… нашего ребенка?.. Столько же, как тебя… Ты сомневаешься?
— Нет! — ответила она.
Несчастная желала бы сомневаться, она потребовала бы от него величайшего преступления: избавить ее от материнской ноши.
На щеке ее повисла слеза ярости, стертая Адрианом как слеза радости поцелуем. Бедный Адриан! Тогда как его страсть усиливалась от того, что питалась новой связью с его возлюбленной, она, напротив, содрогалась от этого и чувствовала, что любовь к нему превращалась в глухое отвращение.
Любовь перерождает самых испорченных женщин, но это нравственное перерождение длится только до тех пор, пока эта женщина расположена к нему своими инстинктами. Возвратите к жизни голодную больную собаку, она за ваши заботы отдаст вам всю свою привязанность, но при тех же условиях волк, как бы вы за ним не ухаживали, убежит в лес и вы будете еще счастливы, если, покидая вас, он не познакомит вас со своими зубами. Есть много женщин — волчиц, Феодора была одной из этих женщин.
Однако во время беременности она не выражала своих новых чувств.
Она по-прежнему была любезна с Адрианом, улыбалась, когда он говорил об их ребенке, когда он с лю бовью шутил над увеличивающейся полнотой ее талии.
— Тебе это очень идет! — говорил он.
— Ты находишь? — возражала она.
Адриан не был наблюдателен, иначе он ужаснулся бы тому яростному взгляду, которым сопровождались ласковые слова его любовницы.
За несколько дней до родов Феодора узнала от тетки Адриана, что ее мать, Ганна, умерла. Флавия считала себя обязанной передать эту новость молодой девушке.
Феодора не пролила ни слезинки, когда узнала, что ее мать скончалась. Ей зато пришла в голову успокоительная мысль: «Она не будет меня бить!»
Жнут то, что посеют.
Конец беременности наступил в апрельские календы, а 15-го числа месяца 515 года она родила сына. Опытная бабка, старая Флавия присутствовала при родах, она первая взяла на руки маленького Иоанна…