Выбрать главу

— До свиданья!

Потом она быстро удалилась.

Юстиниан на самом деле страдал, но его болезнь не имела ничего опасного. Он просто обожрался.

Только перед рассветом Феодора вернулась в свои апартаменты. А ее сын? Она вошла в комнату, в которой она его оставила, по его там не было, она искала в других комнатах… нигде… никого!.. Вдруг какой-то бледный намек, какое-то сомнение оледенило ее ум…

Направясь к маленькой двери, скрытой в филенках, она спустилась на несколько ступеней и вошла в комнату Андрамитиса.

Он спал сном праведника. Она бросилась к нему.

— Этот юноша… араб, которого привели ко мне?..

Негр устремил на Феодору сонный взгляд.

— Ну! — продолжала она. — Этот юноша? Где он? Говори! Да говори же! Где он!

— Он там, — забормотал евнух, — где должен быть. Вы ушли. Я спросил его. Он мне сказал, что, оставляя его, вы ему сказали: «до свиданья». Я проводил его в красную дверь…

Десница Божья! Господу не угодно было, чтобы эта женщина, которая в двадцать лет не сумела быть матерью, испытала бы это счастье в пятьдесят. А, может, в самом деле испытала? Из уважения к женщине и к человечности мы желали бы так думать. И как доказательство расскажем о последнем дне ее жизни.

Это было в 565 году, когда сначала Феодора, а потом Юстиниан — она в апреле, он в июле — покинули этот мир.

Хотя император был гораздо старше ее, ему было восемьдесят четыре года, Юстиниан не переставал окружать заботами и попечением ту, которая разделяла с ним трон, славу и преступления. Целый месяц, пока императрица болела, каждый день в полдень он садился у ее постели и покидал лишь в полночь. Роковая минута приближалась. Доктора считали, что Феодоре, пожираемой раком желудка, осталось жить сутки.

Был вечер. Освободившись на несколько минут от страданий, она лежала неподвижно и безмолвно.

— Вам что-нибудь нужно, мой друг? — спросил император.

Она собиралась ответить «нет», когда вошел Андрамитис. Тоже постаревший, но по-прежнему преданный своей госпоже. Увидев своего демона, Феодора как-то странно улыбнулась и вместо «нет» вдруг сказала, обратившись к супругу:

— Да. Дайте мне вон тот кинжал, что лежит на столе.

Кинжал с золотой рукоятью был подарком полководца Нарцисса, преемника Велисария. Юстиниан поспешил исполнить просьбу Феодоры и подал ей кинжал. В этот момент она сказала мягко:

— Андрамитис, поищи на тигровой шкуре, возле постели, мой изумрудный перстень, который я только что уронила.

Андрамитис подошел поближе и, чтобы удобней было искать, наклонился над тигровой шкурой. Феодора приподнялась на своем ложе и всадила кинжал по самую рукоятку негру между плеч.

Он упал бездыханным. Юстиниан вскрикнул:

— Боже мой! Зачем ты убила этого невольника, моя дорогая?

— Он обворовывал меня, — холодно ответила Феодора, снова опускаясь на подушки.

Она солгала. Андрамитис ничего у нее не крал, она убила его потому, что и спустя двадцать три года не простила ему, что он вывел ее сына через красную дверь…

На другой день, 17 апреля 565 года, императрица Феодора скончалась.

Чианг-Гоа

(бутон розы)

Все подробности этой истории заимствованы нами из самых достоверных источников. Мы получили их не от самой героини — нам так и не удалось воочию увидеть китаянку Чианг-Гоа, — по от других наших героев.

Позволив напечатать эту историю, одно из главных действующих лиц просило не упоминать его настоящего имени. Лет пять тому назад он был любовником проститутки Чианг-Гоа, и любовник этот — французский пейзажист. Он был пейзажист в поэтическом стиле, прославленном Клодом Лоренем, меньше заботившемся о композиции, чем о верности природе.

Он повидал Европу, и ему давно уже хотелось посмотреть Азию. Но путешествие требует больших средств. В Индию отправляются не по железной дороге; чтоб переехать океан, нужны деньги, так же как нужны они для того, чтобы свободно себя чувствовать среди аборигенов.

Эдуард Данглад хорошо понимал это и, так как состояние не дозволяло ему привести в исполнение свои замыслы, то он поджидал случая.

Один из его старинных товарищей, граф д’Ассеньяк, страшно богатый и также жаждавший постранствовать по свету, предложил ему оплатить все расходы, по художник был горд: он отказался.

— Все эти твои нежности даже странны и смешны, — сказал ему д’Ассеньяк. — У меня триста тысяч ливров дохода, и я без всякого для себя стеснения предложил тебе удовольствие, в котором и сам приму участие.

— Которое из-за меня будет стоить тебе полсотни тысяч франков. Спасибо! Ты можешь предлагать, я не принимаю.