— Разве он ошибается?
— Нет… по…
— Что но?..
— Но ты моя невеста, моя жена, Маргарита!.. А если я против, чтобы ты служила моделью?..
Голос Томазо мало-помалу изменялся, лицо покрылось смертельной бледностью… Пока только изумленный и обеспокоенный, он, однако, сверкал глазами и угрожал.
Форнарина без смущения снесла эту угрозу и возразила тем же бесстрастным голосом:
— Если ты воспротивишься этому, я опечалюсь, но все-таки настою на своем…
Молодой человек схватил свою любовницу за руку, в страшной ярости прошипел:
— Так я более не жених твой? Ты отрекаешься от меня?
— Кто это говорит? Я выйду за тебя замуж… позже… Теперь мне представляется случай обогатиться, я им воспользуюсь.
— Обогатиться!.. Изменница!.. Сделаешься любовницей сеньора Рафаэля, разумеется?.. Этот живописец развратник, вся Италия знает это — он содержит куртизанок. Ты тоже хочешь сделаться куртизанкой?..
— По чистой совести — да! Если, как честная женщина, я буду вынуждена переносить то, что переношу сейчас… Ты мне раздавишь руку!..
Форнарина произнесла эти слова, не меняясь в лице: кроме почти неприметного сжатия бровей, ничто в ее чертах не выражало ее страдания, но когда Томазо отпустил ее белую полную ручку, он не мог не заметить на ней синеватых следов своих пальцев.
Он ощутил стыд и сожаление и упал на колени.
— О, прости, прости, Маргарита!.. — пробормотал он с рыданием.
— Я прощаю тебя с условием, — сказала она.
— Каким?
— Пока снова не позову, ты останешься в Альбано.
Бедный юноша в отчаянии заломил руки.
— Ах! Ты… ты, — рыдал он, — хочешь стать любовницей сеньора Рафаэля? Ты хочешь оставить этот дом?
— Я хочу того, чего хочу, но ты должен выбрать одно из двух: или никогда не видеть меня, противясь мне, или увидеться на днях, подчинившись.
— Но то, что ты требуешь, ужасно, Маргарита! Я все-таки твой жених и в качестве жениха имею право…
— Жениться на мне против моей воли?.. Ха! Ха!.. Ха!.. Я тебя не боюсь!.. Да, я не боюсь, что ты насильно поведешь меня к алтарю, хотя ты очень силен…
Форнарина с горькой усмешкой смотрела на свою посиневшую руку.
— А когда ты позовешь меня? — спросил Томазо после некоторого молчания.
— Я ничего не знаю. Быть может, скоро, быть может, нет…
— Но клянешься ли ты, что рано ли, поздно ли — это будет?
— Клянусь.
— И тогда выйдешь за меня замуж?
Усмешка Маргариты стала иронической.
— Если ты захочешь, да! — сказала она.
Томазо встал.
— Хорошо, — сказал он. — Я согласен, по также с условием…
— Каким?
— Ты повторишь мне эту самую клятву в церкви Санта-Мария-дель-Пополо.
— Охотно. Пойдем.
Молодая девушка направилась к дверям.
— О! Еще рано! — возразил Томазо, удерживая ее. — У нас есть еще четыре часа ночи… для последнего раза, Маргарита, которые я проведу с тобой…
Маргарита не возражала, она отдалась ласкам своего любовника, которым вскоре начала отвечать с неменьшей страстностью. В жилах этих двух существ, казалось, текла лава, когда они предавались любовным утехам…
Но Томазо обманулся. Мог ли он подумать, что эта женщина, которая, по-видимому, не могла насытиться его поцелуями, перестала его любить?
Она отдыхала рядом с ним, погруженная в сладострастную истому.
— Маргарита! Моя возлюбленная! — сказал он. — Правда, мы не расстанемся, мы не можем расстаться?.. Не правда ли, все, что ты мне говорила сейчас, — все это шутка?..
Она вздрогнула, открыла глаза, вскочила с постели и быстро оделась.
— Если мы хотим пораньше отправиться в церковь Санта-Мария-дель-Пополо, то теперь самое время, — сказала она.
Томазо с минуту оставался неподвижен, бледен, суров, и мрачный взгляд его был устремлен в пустоту.
Кто знает, какая злая мысль гнездилась в эту минуту в его мозгу?
Но она приблизилась к нему улыбающаяся…
— Я готова. Идем!..
Он тоже встал, поправил свою одежду и последовал за нею.
Через несколько минут они вошли в церковь, в которой Маргарита принесла своему жениху обет в верности, изменяя ему в то же самое время… Такова ирония судьбы!.. И он, должно быть, в самом деле сильно любил Маргариту, ибо при всем унижении для себя он не убил ее, а принял от нее столь постыдное обещание…
Итак, вы теперь знаете Форнарину, любовницу Рафаэля, которую многие писатели изображали наивным ребенком…
Наивный ребенок был просто-напросто бесстыдной и порочной женщиной…
Прежде чем соединиться с мужчиной из ее среды, судьбе было угодно, чтобы пред ней внезапно открылась перспектива, полная наслаждений и радости, о которых, быть может, она не раз мечтала, но обладать которыми, наверное, никогда не надеялась. Она не колебалась, и без жалости, без стыда тотчас же сказала своему жениху: «Я тебя не желаю!..»