Наконец, один мужчина лет сорока, великолепно одетый, приблизился к ней, внимательно посмотрел на нее и, коснувшись ее плеча, проговорил:
— Встань и следуй за мной, Фрина. Я тот, кого ты ждешь.
То был действительно Диниас. Явившись вместе со своим господином в Керамик, Эвтиклес издалека показал ему молодую девушку и удалился, не желая быть свидетелем того, что должно было происходить.
Фрина повиновалась Диниасу. В нескольких шагах нетерпеливо ожидали два мула, которых держали под уздцы служители; девушка вскочила на одного из них, на другого вскочил Диниас. Вскоре они достигли красивого дома, построенного близ моря. Переданная в руки невольниц, Фрина прежде всего приняла ароматную ванну, потом ее переодели в столу, или в длинное платье из легкой ткани, причесали и надели на нее всякого рода драгоценности. Когда ее привели в таком виде к Диниасу, он вскрикнул от восхищения.
— Правду сказал Эвтиклес! — воскликнул он. — Ты, Фрина, удивительно прекрасна!
Диниасу оставалось только признать, что невиданное им столь же прекрасно, сколь виденное.
И он был согласен с убеждением поэта, ибо на другой день весело сказал ему:
— Ступай к моему казначею, мой милый, и возьми тысячу золотых монет.
— Что тысяча! — подумал Эвтиклес, заглушая вздох, в котором было больше алчности, нежели сожаления. — О Фрипа! Если б я был Диниасом, то платя не только по золотой монете, а по одному оболу за поцелуй всех твоих прелестей в эту первую ночь любви, — как бы я ни был богат вчера, сегодня бы я разорился.
И Фрина, между прочим, не забыла, что обещала Эвтиклесу.
По случаю или по ревнивому предчувствию в течение той недели, когда Диниас обладал прекрасной феспианкой, он не доставил ни одного случая поэту приблизиться к ней. Она не выходила из того маленького домика, в котором он поместил ее, и сам не покидал ее ни на минуту.
Но однажды утром Диниас должен был ехать по важному делу в Саламин.
Он еще не уехал, когда Эвтиклес был предупрежден одним из невольников, что Фрина желала бы с ним поговорить. Он не шел, а летел. Она была одета в то же самое платье, в котором он встретил ее в поле, — и был удивлен, снова встретив ее в такой простой одежде.
— Ты не понимаешь? — сказала она с нежной улыбкой. — Тебя принимает не любовница Диниаса, а простая девушка из Феспии.
Невольно поэт склонил голову при этих словах. Как будто читая в его мыслях, Фрипа возразила:
— Ах, правда! Любовница Диниаса, быть может, не похожа на ту девушку. Я не кажусь тебе столь же привлекательной, как в то время, когда ты следил за моим веселым плесканием в воде озера?
Эвтиклес вздрогнул при сладостном воспоминания о первом свидании. Закрыв глаза, как будто для того, чтобы оживить это воспоминание, он упал перед молодой женщиной и сжал ее в своих объятиях.
— Так что же, — продолжала она, отдаваясь его восторгам. — Разве роза, потеряв свои шипы, потеряла а свой аромат. И кроме того, — в эту минуту она одарила его пламенным поцелуем, — клянусь тебе, что Диниас не научил меня…
— Чему?
— Любить.
Фрина умерла в 55 лет, и всегда она была очень любима; вокруг себя она всегда видела толпу обожателей и потому только, что довольствовалась быть обожаемой за то, что дала ей природа, никогда не прибегая к пособию искусства; только раз в день она принимала ванну из чистой воды, ее красота имела потребность только лишь в ваннах.
И манеры и голос Фрипы не имели ничего общего с другими подобными ей женщинами. В театре, на прогулке, на занятиях никогда не слыхивали, чтобы она громко смеялась с целью привлечь к себе внимание. Получив самое посредственное образование, она говорила мало, но, обладая умом, говорила только умные вещи. Она одевалась со вкусом и вместе с тем просто, кроме того, она была нравственна, скромна, и когда ее встречали на улице, то платье всегда плотно прикрывало ее шею…
И, кроме того, Фрина никогда не бывала в публичные банях.
Только однажды она явилась голой: то было на празднике Нептуна в Элевзисе. Она сбросила свои одежды, распустила длинные волосы и вошла в море, как вышедшая из него Венера. Но подобный поступок пред лицом всего народа был вовсе не бесстыдством, а грандиозным великодушием.
Народ знал, что она красавица, но знал это только по слухам, она сделала ему честь открытием своей красоты, и народ благодарил ее громкими рукоплесканиями.