Наступила минута окончания работы.
«Смерть произойдет от смерти», — сказал цыган, и он не солгал. Пена, истекавшая из пасти животного, собиралась цыганом на медное блюдо и, перелитая потом им во флакон, переданный Родриго, была смертельным ядом.
Порошок, смешанный с говядиной, был обычный яд — мышьяк.
Слюна отравленной свиньи была чистейшим ядом.
— Ты еще сомневаешься? — сказал, перейдя на «ты» цыган Родриго. — Быть может, для опыта ты хочешь убедиться в могуществе этого яда?.. Вот доказательство.
И быстрым движением цыган сбросил с себя плащ.
— Знаешь ли, почему я сам велел отрубить эту руку? Потому что десять лет тому назад, приготовляя яд, я имел неосторожность дозволить свинье укусить кулак… Не прошло пяти минут, как рука моя распухла и побагровела… Еще через пять минут яд достиг плеча. Я не колебался. «Возьми топор, и отруби», — приказал я одному из моих спутников. Он повиновался. Я ужасно страдал целых три месяца, но сохранил жизнь, а я люблю жизнь, особенно когда, как сегодня, встречаются такие добрые господа, как ты.
Родриго бросил цыгану другой кошелек.
— Я тебе верю, — сказал. — Но до сегодняшнего раза ты никому не оказывал такой же услуги?..
— Вот уже десять лет, то есть с того самого дня, когда я был укушен свиньей, я ни разу не приготовлял этого яда.
— А где и для кого приготовлял ты яд десять лет назад?
— В Эдинбурге, для одного знатного англичанина, которому наскучила жизнь и который заплатил мне за смерть пятьсот гиней.
— Он умер?
— В десять минут.
— Следовательно, только мне и тебе известна тайна приготовления?..
— Да. Конечно, мне и тебе.
— Хорошо. Я испробую его достоинство. До свидания. Послезавтра, в Аламедо.
На другой день, вечером, сидя у своей любовницы в саду вместе с ее дочерьми, Родриго Борджиа почувствовал жажду.
— Поди, принеси напиться сеньору Родриго, Бианка, — сказала вдова старшей своей дочери.
Та повиновалась и принесла из дома стакан холодного лимонада. Родриго выпил несколько глотков с видимым удовольствием, потом поставил стакан на стол и разговор снова завязался.
Но вдруг Роза, которую Родриго толкнул коленкой, вскрикнула.
— Что с тобой? — спросили испуганная мать и старшая сестра.
— Не знаю, — трепещущим голосом ответила Роза, наклонившись, чтобы взглянуть под стол, — что-то холодное скользнуло у меня по ноге.
После этого ответа Елена и Бианка, машинально подражая Розе, заглянули под стол. Сам Родриго через несколько секунд последовал их примеру. Под столом не было даже и букашки.
— Вы обманули нас, милая Роза, — сказал смеясь Родриго.
— Да, — сказала Елена Ваночча. — Во всяком случае, дитя мое, так кричать — глупо! У меня еще и теперь сердце не на месте.
— Хотите глоток лимонада? — спросил Родриго, подавая своей любовнице стакан.
— Охотно.
Она с жадностью выпила все, что оставалось в стакане, и почти тотчас же поднесла руку к груди и ко лбу.
— Странно! — сказала она.
— Что такое? — спросили обе дочери и Родриго.
— Без сомнения, это от испуга… Я страдаю… я… О Боже! Боже мой!..
Это были последние слова, которые произнесла Елена Ваночча.
Она привстала… и всем телом опрокинулась на скамью, холодная, бледная, умирающая… мертвая…
— Матушка! — Вскричали обе дочери, бросаясь к ней. — Матушка!..
Презренная Роза осмеливалась звать мать, зная, что она ей не ответит.
Она не могла ответить, потому что дочь убила ее.
Еще утром Родриго, показывая ей пузырек, говорил молодой девушке:
— Здесь твоя и моя свобода. Чувства твои те ли же? Сегодня вечером мать твоя умрет. Когда ты будешь моею?
— Завтра, — ответила Роза.
Еще через день Родриго, по уговору с цыганом, отправился в Аламедо.
Цыган явился на свидание первым и один. Родриго пришел без провожатых. Евзегир стоял, прислонясь спиной к дереву. У ног его на песке лежала шляпа, он походил на тех, которые привлекают сострадание своим уродством.
Проходя мимо него, Родриго бросил в шляпу обещанную сумму.
— Да благословит вас Господь, сеньор, — пробормотал цыган. Но Родриго был уже далеко; цыган оставался еще несколько минут на своем месте.
Но смешно и странно оставаться просить милостыню, имея в кармане две тысячи дукатов! Цыган положил кошелек в карман, поднял шляпу и пошел по дороге в Граи, к тому леску, в котором они раскинули шатры. Он шел шибко, но прыткие ноги не спасли его от угрожавшей ему участи. А его участью была смерть.
Родриго нашел двух негодяев, которые за двадцать дукатов готовы были убить двадцать цыган.
— Сегодня вечером, в восемь часов, в Аламедо, — сказал он им, — я покажу вам человека.
— Очень хорошо.
Человек был им показан.
Не доходя нескольких шагов до своих, шатров в маленьком лесу цыган упал мертвый, даже не вскрикнув, пронзенный двумя кинжалами, из которых один прошел между плеч, а другой попал в самое сердце. Убийство было совершено быстро и искусно. Он умер прежде, чем почувствовал, что его убивают.
— Обыскать его? — спросил один из наемных убийц.
— К чему. Что ты думаешь найти у него?..
— Все равно!.. Рискнем!..
— Что такое?
— Кошелек, другой, третий!..
— И полные золота!.. Вероятно, оно украдено им у этого молодого господина, который заплатил нам за то, чтобы мы его убили.
— Нам-то какое дело!
— Конечно, никакого!.. Барашек зарезан, шерсть — наша.
Двое негодяев возвратились в Валенсию пьянствовать и играть на деньги Родриго, которые его мало трогали.
Он заплатил две тысячи дукатов, чтобы одному обладать тайной, и не считал, что заплатил дорого.
Такова история яда Борджиа, который в течение сорока лет сеял смерть во всей Италии, ибо, когда Родриго состарился, он — как добрый отец — открыл важный секрет двоим своим любимым детям, Чезаре и Лукреции, как приготовлять этот яд, который был усовершенствован им самим.
Убивать постоянно одним и тем же способом — скучно и неудобно!
Среди прочих его изобретений следует упомянуть о ключе, который обладал свойством, производя маленькую, почти незаметную ранку, убивать каждого, кто имел неосторожность отпирать им. Дело в том, что в ларце, отпиравшемся этим ключом, замок был туговат и, чтобы отпереть, требовалось небольшое усилие, а именно из-за этого усилия головка ключа укалывала руку отпиравшего. Укол был ничтожен, но зато смертелен.
Но мы рассказываем не историю Родриго Борджиа, а историю его дочери Лукреции. Она была еще в колыбели, когда он уехал в Рим готовиться долгими годами притворства к апостольскому престолу. Долгие годы! Родриго ждал, по крайней мере, тридцать лет возможности взойти на трон св. Петра.
— Терпение, долгое терпение! — говорил он Розе.
Он, быть может, и не подозревал всей справедливости своих слов.
В первое время своего пребывания в Риме, чтобы хоть Немного усладить горечь разлуки, Родриго каждый месяц приезжал на несколько дней в Венецию, но сделавшись кардиналом, из боязни скомпрометировать себя, посвящал радостям любви очень немного часов, да и то через долгие промежутки: с 1458 до 1484 года, то есть в течение двадцати шести лет, Роза и Родриго виделись едва пятнадцать раз.
Но несмотря на редкие свидания, Родриго не переставал доказывать своей любовнице и детям искренность своей привязанности. Каждую неделю он писал Ваноччо и высылал ей деньги. Она с детьми жила в роскоши. Домом управлял друг Родриго, дои Мануэль Мельхиори, слывший братом Розы и наблюдавший только за благосостоянием своей сестры и племянников, не позволяя себе делать ни малейшего замечания относительно их поведения. Это было необходимой скромностью со стороны дона Мануэля, иначе он из полезного и приятного стал бы стеснителен и скучен.