— Все равно, — заключила Розита, советуясь с мужем, — я думаю, что чем раньше мы отдадим ее замуж, тем лучше.
— Я согласен с вами, моя милая, — ответил Обадия Крежи, — как только будет возможно, малютку следует выдать замуж, иначе она, пожалуй, доставит нам много неприятностей. Что вы думаете как о зяте о сэре Александре Люнлее, пашем соседе.
— Гм! Он очень стар! Ему по крайней мере шестьдесят лет.
— Это так, но зато у него по крайней мере четыре тысячи фунтов стерлингов дохода.
Розита иронически улыбнулась. Быть может, она по опыту знала, что это не заменяет в старике-муже известных качеств.
Как бы то ни было, но она не противоречила своему мужу относительно предложенного им союза, и когда через два года Лола достигла пятнадцатилетнего возраста, сэр Александр Люнлей, согласившись с видами мистера и мистрис Крежи, имел глупость подумать, что пятнадцатое лето может жить в согласии с шестьдесят восьмой зимой, — и вот однажды Лоле объявили, чтоб через месяц она готовилась сделаться мистрис Люнлей. Лола задрожала, побледнела, но не возражала ничего.
И так как она молчала, то мать и отчим подумали, что она согласна.
Но часто страшная буря таится под невозмутимой тишиной. В том же доме, где жил сэр Люнлей, уже восемнадцать месяцев жила одна вдова, приехавшая в Бат, чтобы пить воды против подагры и ревматизма. Больная, мистрис Маргестон, была очень любезна. Между сэром Александром Люнлеем и вдовой образовались добрососедские отношения.
У мистрис Маргестон был племянник, кавалерийский офицер Индийской компании, красивый юноша двадцати пяти лет.
Именно за несколько недель до приведения в исполнение проекта Крежи соединить Лолу с сэром Александром Люнлеем — Томас Джемс, племянник мистрис Маргестон, пользуясь отпуском, остановился у своей милой и доброй тетушки на три месяца. И увидел Лолу. Полюбить ее для Джемса было делом одной минуты. Со своей стороны Лоле тоже понравился Джемс. Однако, за исключением нескольких быстрых взглядов, пожатий руки, они не сказали друг другу ни одного нежного слова до той самой минуты, когда мы их застаем теперь, то есть до той минуты, когда супруги Крежи торжественно объявили Лоле, что она будет богата.
Мы уже сказали, что Лола безмолвно выслушала этот ультиматум.
Он был произнесен в большой парадной зале. Объявив его Лоле, мистрис Крежи сказала ей:
— Ступай, малютка, ты теперь можешь отправиться в свою комнату.
И когда дочь удалилась, мать, следуя за ней глазами, прошептала: «Этот милый ребенок так доволен, что совершенно изумлен».
— То есть, — воскликнул отчим, — она восхищена! Но виду этого нет, но я буду держать пари, что в глубине души она в восторге!
О слепцы!.. Пусть бы старый англичанин ублажал себя насчет чувств своей падчерицы — куда ни шло!.. Но Розита, которая прежде чем малыми каплями нить супружеский напиток, пила полными глотками шампанское любви, — Розита (креолка) не подозревала, что ее дочь, зачатая и рожденная во время сладостных пиршеств, не согласится быть женой человека, которого она не любила и не могла полюбить — это непростительно!..
Лола, как ей предложили, удалилась в свою комнату, где первым ее движением было разбить вдребезги великолепную чашку китайского фарфора, которую сэр Александр Люилей подарил он накануне.
И продолжая топтать остатки подарка, как будто то был сам подаривший, молодая девушка повторяла:
— А! Ты хочешь на мне жениться!.. Вот тебе!.. Вот тебе!..
Вдруг она прервала свою бесплодную месть и прислушалась. Не голос ли это Томаса Джемса? Да, это был тот именно час, когда он имел обыкновение прогуливаться в саду мистрис Маргестон, чтобы поймать улыбку Лолы, смотрящей из своего окошка.
А так как улыбка Лолы запоздала, молодой офицер сам вызвал ее пением. Лола из своего окошка стала выплачивать свой долг.
Потом знаком повелев Томасу Джемсу молчать, она подбежала к столу и быстро написала карандашом следующие слова:
« Мне приказывают выйти замуж за сэра Александра Люплея, вся надежда на вас, чтоб избавиться от такого гнусного брака. Как? Это касается вас, если вы меня любите. Я жду.
Лола».
Томас Джемс прочел эту записку, упавшую к его ногам в виде комка. Лола увидала, как он поднес ее к своему сердцу, что всегда и везде выражало: «Это сердце ваше, рассчитывайте на него».
Затем он быстро удалился.
Что он придумает? Остальной день и вечер показались для Лолы веком. Она предполагала, что ее возлюбленный придет к ее матери, чтобы сказать хоть слово в ее защиту. Он не приходил.
Он не приходил, а между тем сэр Александр Люнлей, благодаривший ее с энтузиазмом за то счастье, которое она ему подарила, принес ей как свадебный подарок превосходное жемчужное ожерелье, которое сначала она хотела так же растоптать, как и чашку.
Но жемчуг был так прекрасен! Бриллиантщик дал бы за него сто фунтов стерлингов.
— Благодарю вас! — сказала Лола. — Это ожерелье всегда будет со мной.
Вечер у супругов Крежи продолжался до десяти часов. Выпив последнюю чашку чаю, торжествующий Александр Люнлей отправился спать.
Половина одиннадцатого. Одиннадцать. Все спало вокруг нее. Лола из благоразумия потушила свечу и склонилась из окна, разглядывая тени сада мистрис Маргестон и ожидая каждую минуту появления своего возлюбленного.
Половина двенадцатого. Никого. Томас Джемс оставил ее своей участи?.. «Невозможно!» — говорил ей тайный голос. Полночь… Она отчаивалась.
А! Он под окном. Но как он мог явиться сюда?..
— Лола?..
Спящая птица-ольшанка не проснулась бы от звука этого призыва, но Лола тотчас же его услыхала.
— Друг мой!
— Берите и привязывайте!
Взвилась на балкон веревочная лестница, была схвачена и привязана.
— Теперь лезьте, не бойтесь, она прочна.
Бояться?.. Да чтоб бежать от сэра Александра Люнлея, она доверилась бы даже облаку. Она спустилась… Он не дозволил ей коснуться земли, взял ее на руки и унес.
— О, когда тебя похищают, — бормотала она, — то с непривычки это так потрясает…
— Тсс! — сказал он так близко от ее губ, что она не смогла продолжать.
Джемс не терял напрасно времени с тех пор, как получил письмо от Лолы. Прежде всего он нанял карету, которая должна была его дожидаться в одной отдаленной улице, затем купил лестницу.
Лола покоилась на подушках кареты, еще не придя в себя от смущения, произведенного тем способом, каким, при их общем интересе, ее возлюбленный заставил ее замолчать.
Между тем, крикнув вознице: «Пошел!» — он сел рядом с молодой девушкой.
— Но, — сказала она, трепеща от чего-то, — вы не воспользуетесь моим положением, не правда ли, мой друг? Если вы не можете быть моим мужем, будьте братом.
Но он стал ее мужем. Через месяц письмо со штемпелем Дублина официально извещало Крежи о бракосочетании Лолы и капитана Томаса Джемса, которое было совершено Ионафаном Джемсом, братом новобрачного, в присутствии маркиза Норманби, лорда и лейтенанта Ирландии.
Что оставалось родителям, дочь которых без их согласия и против их воли вышла замуж, кроме того, как сказать: «Что сделано, то сделано!»
Тем не менее вполне вероятно, что мать и отчим Лолы сохранили к ней неприязнь за ее шалость, ибо во время всей ее карьеры, даже в те минуты, когда она всего более должна была желать их присутствия, они не особенно спешили со свиданием с ней.
А как принял побег Лолы сэр Александр Люнлей? Уверяют, что он начал процесс против Крежи, требуя возвращения жемчуга, так как они не смогли отдать ему дочь.
Старый дурак! Что ему было делать с ними обоими? Он был главным виновником побега и, если урок стоил ему дорого, то, между нами, она ведь не обокрала его.
Итак, Лола и ее капитан жили в Дублине, упиваясь сладостью медового месяца. Но, по словам хроники, сладость эта была непродолжительна: Лола была кокетлива, Томас ревнив — не прошло шести недель с их свадьбы, а они уже спорили как супруги, прожившие пятьдесят лет.