– С возрастом мы все начинаем сутулиться. Это – одна из немногих вещей, которые мы в состоянии точно предсказать.
– Спасибо. И когда мы выезжаем?
– Как только я смогу придумать достаточно убедительную ложь для жены, чтобы уговорить ее отпустить меня одного.
– А, тогда у нас уйма времени. – Халэд выглянул за парапет, где купался в лунном свете Материон, обернув туманом нагие плечи. – Красиво, – заметил он.
– Это лучшее, что ты можешь сказать? Ты смотришь на легендарнейший город во вселенной и походя бросаешь «красиво»!
– Я не аристократ, Спархок. Я не умею изобретать пышных фраз, чтобы впечатлить других – или себя. От меня этого не требуют. Давай-ка спускайся, а то простудишься. У сутулых стариков, знаешь ли, здоровье хрупкое.
Королева Элана, светловолосая, бледная и прекрасная как всегда, была в высшей степени разгневана, и Спархок заметил это сразу. Он также заметил, что королева приложила немало усилий, чтобы выглядеть поэффектней. Ее одежды были из темно-синего атласа, она тщательно щипала щеки, чтобы добиться нежнейшего румянца, а волосы искусно уложила в сногсшибательную прическу. Она ругала его за легкомыслие тоном, от которого прослезились бы деревья и содрогнулись камни. Ее голос то взмывал, то падал до трагического шепота, повествуя о том, что ей пришлось пережить. Спархок не мог сдержать улыбки. Действо в роскошных королевских покоях происходило на двух уровнях одновременно – голос Эланы выражал крайнее неудовольствие, а ее приготовления говорили о чем-то явно противоположном.
Он извинился.
Она решила не принимать его извинений и вылетела из спальни, громко хлопнув дверью.
– Весьма вдохновенно, – пробормотала Сефрения. Маленькая женщина сидела в наиболее безопасном дальнем углу комнаты. Ее белое стирикское одеяние мерцало в свете свечей.
– А, так ты заметила, – усмехнулся Спархок.
– И часто у вас такое бывает?
– О да! Она наслаждается этим. Почему ты пришла так поздно, матушка?
– Афраэль хочет, чтобы я с тобой поговорила.
– Почему бы ей не прийти и не поговорить самой? Ей ведь не надо идти для этого через весь город.
– Это своего рода условность, Спархок. В подобных ситуациях я должна говорить за нее.
– А ситуация имеет особое значение?
– Имела бы, если бы ты был стириком. Мы, похоже, вынуждены произвести кое-какие замены в отряде, который поедет за Беллиомом. Халэд великолепно смотрится на месте своего отца, а вот решение Тиниена отправиться в Чиреллос раздражает Афраэль. Ты можешь убедить его остаться?
– Нет, не стоит и пытаться. – Спархок покачал головой. – Я не собираюсь рисковать его жизнью исключительно потому, что Афраэли будет без него скучно.
– Что, с его рукой так плохо?
– Достаточно плохо. Арбалетная стрела прошла прямо через плечевой сустав. Если он пытается ею двигать, она выпадает из сустава. А ведь в этой руке он держит меч.
– Ты знаешь, Афраэль могла бы вылечить его.
– Я в этом не сомневаюсь, только я не позволю ей этого делать.
– Не позволишь?
– Спроси, согласилась бы она подвергать опасности здоровье своей матери исключительно ради симметрии. Поставьте на его место кого-нибудь другого. Если Афраэль смогла заменить Кьюрика Халэдом, она наверняка может найти кого-нибудь на место Тиниена. Почему это для нее так важно?
– Тебе этого не понять.
– Так почему бы тебе не попытаться объяснить? Может быть, я удивлю тебя своей проницательностью.
– Странное у тебя нынче ночью настроение.
– Я только что поругался с женой, а это всегда прибавляет мне странности. Почему Афраэль считает, что так важно иметь вокруг себя ту же самую группу людей?
– Тут дело в ощущениях. Присутствие рядом определенного человека – это нечто большее, чем просто внешний вид и звук его голоса. Кроме того, имеет значение образ мыслей – пожалуй, важнее всего здесь его отношение к Афраэли. Для нее это значит очень много. И, привлекая новых людей с новыми мыслями, ее очень легко вывести из равновесия. – Она пристально посмотрела на него. – Не правда ли, ты ведь ничего не понял?
– Нет, суть проблемы я уловил. Как насчет Вэниона? Он любит ее так же, как Тиниен, и она тоже его любит. Он подходит по духу, и он, в конце концов, тоже рыцарь.
– Вэнион? Чепуха, Спархок!
– Он, знаешь ли, не калека. Он бегал наперегонки в Сарсосе и чувствовал себя после этого так же чудесно, как после драки с троллями.
– Я не намерена даже обсуждать этот вопрос. Спархок пересек комнату, сжал ее запястья в своих руках и поцеловал ее ладони.
– Я люблю тебя, моя дорогая матушка, – сказал он ей, – но я все-таки не могу выполнить твою просьбу. Не стоит заворачивать Вэниона в вату только потому, что он может повредить себе палец. Если ты не предложишь его Афраэли, это сделаю я.
Она выругалась по-стирикски.
– Неужели ты не понимаешь, Спархок? Я уже однажды почти потеряла его. – В синих глазах Сефрении полыхнула непритворная боль. – Если с ним что-нибудь случится, я умру.
– Пока с ним вроде бы ничего особенного не случилось. Так ты сама предложишь его Афраэли, или мне сделать это?
Она вновь выругалась.
– И откуда только ты узнала все эти слова? – спросил он. – Если это решает нашу маленькую проблему, то я что-то задержался на пороге спальни.
– Я не вполне поняла тебя.
– Сейчас время поцелуев и улаживания отношений. Если я сейчас замешкаюсь со смягчением неудовольствия Эланы, она обидится и решит, что я больше не люблю ее.
– Так ты хочешь сказать, что эта сцена была не более чем приглашением в спальню?
– Такое поведение может сбить с толку, но по некоторым приметам я понял, что да. Иногда я бываю чересчур занят делами и забываю уделить ей достаточно внимания. К каждой подобной речи она долго готовится, и эта речь означает всего лишь, что она по мне соскучилась. Мы поцелуемся и займемся друг другом, и все снова будет в порядке.
– А не проще было бы сказать тебе все это напрямик, без излишних церемоний?
– Возможно, но это бы не так ее развлекло. Я могу идти?
– Почему ты меня избегаешь, Берит-рыцарь? – спросила императрица Элисун со слегка обиженной ноткой в голосе.
– Ваше величество неверно понимает меня, – ответил Берит, слегка краснея и отводя глаза.