– Боюсь, на сей раз дело зашло куда дальше, Спархок, – со вздохом отвечал Вэнион. – Сефрения – стирик, но никогда прежде она не вела себя так неразумно. Если б только мы могли узнать, что кроется за этой бессмысленной ненавистью… но от нее мы вряд ли дождемся объяснений. Скорее всего, она ненавидит дэльфов просто потому, что ненавидит дэльфов.
– Афраэль все исправит, – уверенно сказал Спархок. – Как только мы вернемся в Материон, я поговорю с Данаей, и… – Спархок осекся, похолодев, и рывком развернул Фарэна. – Мне нужно поговорить с Ксанетией.
– Что-то случилось? – спросил Келтэн.
– Ничего особенного, – ответил Спархок. – Поезжай вперед и присоединись ненадолго к Вэниону. Я должен кое-что сказать Ксанетии.
Келтэн одарил его любопытным взглядом, однако подчинился.
– Ты обеспокоен, Анакха, – заметила дэльфийка.
– Да, немного. Ты ведь знаешь мои мысли, верно? Она кивнула.
– Тогда ты знаешь и кто на самом деле моя дочь.
– Да, Анакха.
– Это тайна, анара. Афраэль избрала свое нынешнее воплощение, не посоветовавшись с моей женой. Нельзя, чтобы Элана узнала правду. Боюсь, это может свести ее с ума.
– Твоя тайна в безопасности, Анакха. Я даю тебе слово, что буду хранить молчание.
– Ксанетия, что на самом деле произошло между стириками и дэльфами? Я не хочу знать, что об этом думаете ты либо Сефрения. Мне нужна правда.
– Тебе незачем ведать правду, Анакха. Предназначено тебе исполнить дело сие, не познав правду.
– Я элениец, Ксанетия, – страдальчески пояснил он. – Я должен знать что к чему, чтобы принимать решение.
– Так ты намерен судить нас и возложить вину на стириков либо дэльфов?
– Нет. Я намерен выяснить причину такого поведения Сефрении и сделать так, чтобы она изменила свое мнение.
– Неужто она настолько дорога тебе?
– Зачем ты спрашиваешь, если и так уже знаешь ответ?
– Затем, чтобы помочь тебе прояснить твои мысли, Анакха.
– Ксанетия, я рыцарь ордена Пандиона. Сефрения триста лет была матушкой нашего ордена. Все мы с радостью и не колеблясь отдали бы за нее жизнь. Мы любим ее, хоть и не разделяем ее предрассудков. – Он откинулся в седле. – Я не стану долго ждать, Ксанетия. Если мне не удастся узнать всю правду от тебя – или от Сефрении, – я попросту спрошу Беллиом.
– Нет, только не это! – В ее темных глазах полыхнула боль.
– Я солдат, Ксанетия, и мне недостает терпения соблюдать все тонкости. А теперь я оставлю тебя. Мне надо поговорить с Сефренией.
– Диргис, – сказала Ксанетия, когда они въехали на вершину холма и увидели внизу в долине типично атанский город.
– Ну, наконец-то, – пробормотал Вэнион, вынимая карту. – Теперь мы хотя бы знаем, где находимся. – Он взглянул на карту, затем на вечернее небо. – Спархок, не поздновато ли нам совершить очередной прыжок?
– Нет, мой лорд, – ответил Спархок. – Света еще достаточно.
– Ты в этом так уверен? – осведомился Улаф. – Или вы с Беллиомом уже успели это обсудить?
– У нас не было возможности поболтать с глазу на глаз, – ответил Спархок. – Беллиом все еще могут учуять, поэтому я предпочитал не вынимать его из шкатулки – просто так, на всякий случай.
– Материон в трех с лишним сотнях лиг отсюда, – напомнил Вэнион. – Там уже наверняка стемнело.
– Я, наверное, никогда не привыкну к этому, – кисло заметил Келтэн.
– Но это же очень просто, Келтэн, – начал Улаф. – Когда в Материоне солнце уже заходит, здесь еще…
– Ради Бога, Улаф, – прервал его Келтэн, – не пытайся объяснять мне. От этого только хуже. Когда мне начинают что-то объяснять, у меня точно земля уходит из-под ног, а мне это не нравится. Просто скажи мне, что там уже стемнело, и покончим с этим. Мне совсем ни к чему знать, почему там уже стемнело.
– Он идеальный рыцарь, – заметил Халэд своему брату. – Он даже не хочет слышать никаких объяснений.
– У такого взгляда на жизнь есть свои преимущества, – отозвался Телэн. – Подумай, Халэд, после того как мы с тобой пройдем уготованное нам обучение, мы станем такими, как Келтэн. Вообрази, насколько легче и проще станет наша жизнь, если нам совсем ничего не нужно будет понимать.
– Я полагаю, Спархок, что в Материоне сейчас уже совсем темно, – сказал Вэнион. – Может быть, нам подождать до утра?
– Не думаю, – возразил Спархок. – Рано или поздно нам придется совершать прыжок после захода солнца. Сейчас мы никуда не спешим, так что лучше выяснить этот вопрос раз и навсегда.
– Э-э… Спархок, – подал голос Халэд.
– Что?
– Если есть вопрос, почему бы не задать его? Теперь, когда ты научился разговаривать с Беллиомом, не проще ли – и безопасней – будет спросить у него самого, до того, как ты начнешь ставить опыты? Материон, насколько я помню, приморский город, и мне не хотелось бы промахнуться на добрую сотню лиг в море.
Спархок почувствовал себя глупо. Он поспешно вынул золотую шкатулку, открыл крышку и помедлил, облекая свой вопрос в архаический эленийский.
– Мне потребен совет твой в некоем деле, Голубая Роза, – сказал он.
– Задавай вопрос свой, Анакха. – На сей раз голос исходил из уст Халэда.
– Слава Богу, – сказал Келтэн Улафу. – В прошлый раз я едва не откусил себе язык, выговаривая все эти старомодные обороты.
– Можем ли мы безопасно переместиться из одного места в другое, когда тьма покрывает землю? – спросил Спархок.
– Для меня не существует тьмы, Анакха.
– Я не знал этого.
– Тебе стоило лишь спросить.
– Да, теперь я понимаю это. Знание мое растет с каждым часом. На восточном побережье обширной Тамульской империи есть дорога, что ведет на юг, к Огнеглавому Материону.
– Истинно так.
– Я и мои спутники впервые узрели Материон с вершины длинного холма.
– Я разделяю память твою о сем месте.
– Можешь ли ты перенести нас туда под покровом тьмы?
– Могу.
Спархок потянулся было за кольцом Эланы, но передумал.
– Голубая Роза, – сказал он, – ныне нас объединяет общая цель, и потому мы стали товарищами по оружию. Не пристало мне принуждать тебя к повиновению силой Гвериговых колец. Посему я не повелеваю, но прошу тебя – перенесешь ли ты нас в место, что ведомо нам обоим, из одной лишь дружбы и союзничества?