– Ну, ладно, – с сомнением проговорила Богиня-Дитя. – По мне, так это просто глупо, но если уж иначе толку не добьешься… – Она выпрямилась. – Спархок! – повелительно сказала она. – Не смей говорить с Беллиомом!
Спархок вздохнул.
– Интересно, отыщет ли Долмант по возвращении для меня местечко в монастыре, – пробормотал он.
Спархок и Вэнион отошли подальше от остальных, чтобы побеседовать с Сапфирной Розой. Флейта следовала за ними. Спархок коснулся кольцом крышки шкатулки.
– Откройся! – велел он. Крышка со щелчком открылась.
– Голубая Роза, – сказал Спархок, – зима близится с неслыханной быстротой, и лед, замерзающий в море, грозит разрушить наши замыслы. Желали же мы отплыть подальше от превосходной твоей стены, дабы наши перемещения не обеспокоили дочери твоей.
– Ты весьма внимателен, Анакха, – ответил голос Вэниона.
– Внимательность его не свободна от личного интереса, Камень-Цветок, – с лукавой улыбкой заметила Афраэль. – Когда дочь твоя содрогается, сие приводит в расстройство его желудок.
– Ты не должна была этого говорить, Афраэль, – упрекнул ее Спархок. – Или ты решила все сделать сама?
– Нет. Я для этого слишком хорошо воспитана.
– Зачем ты тогда пошла с нами?
– Потому что я должна извиниться перед Беллиомом – а он должен кое-что мне объяснить. – Она заглянула в золотую шкатулку, и лазурное сияние камня озарило ее лицо. Афраэль обратилась впрямую к Беллиому на языке, которого Спархок не понимал, хотя было в нем что-то мучительно знакомое. Иногда она замолкала, и Спархок догадался, что Беллиом отвечает ей голосом, который она одна только и могла услышать. Один раз она рассмеялась серебристым смехом, который, казалось, заискрился в стылом воздухе.
– Ладно, Спархок, – сказала она наконец. – Мы с Беллиомом принесли друг другу извинения. Теперь можешь рассказать ему о своих трудностях.
– Ты слишком добра, – пробормотал он.
– Не вредничай.
– Я не стал бы отягчать тебя обыденными нашими заботами, Голубая Роза, – сказал Спархок, – однако мнится мне, что скорое наступление оного зимнего льда подхлестнуто рукою Киргона и отразить сей удар превыше наших сил.
В голосе Вэниона, которым ответил ему Беллиом, прозвучали суровые нотки.
– Сдается мне, Анакха, что надлежит Киргону преподать урок вежливости – а также и смирения. Истинно он волей своею ускорил замерзание льда, и за деяние сие я достойно ему отплачу. В море есть подводные реки, и повернул он одну из оных к берегу сему, дабы заморозить его во исполнение своего замысла. Я же поверну иную реку и принесу в сии северные места знойное дыхание тропиков, дабы растопило оно его лед.
Афраэль захлопала в ладоши, радостно рассмеявшись.
– Что в этом смешного? – спросил у нее Спархок.
– Киргону несколько дней будет слегка нездоровиться, – ответила она и весело добавила:
– Ты мудр превыше всякой меры, о Камень-Цветок!
– Приятны мне слова твои, Афраэль, однако сдается мне, что в похвале твоей таится некоторая толика лести.
– Ну, – сказала она, – быть может, однако же преувеличенная похвала тем, кого мы любим, не суть такой уж тяжкий грех, не так ли?
– Зорко береги душу свою, Анакха, – предостерег Беллиом. – Богиня-Дитя похитит ее у тебя, когда ты менее всего будешь того ожидать.
– Она сделала это много лет назад, Голубая Роза, – ответил Спархок.
– Я и сам с этим справлюсь, Спархок, – прошептал Халэд. – Мне не нужны сопровождающие.
Они лежали за бревном на вершине холма, с которого минувшим днем наблюдали за работой эдомских крестьян. Сейчас те трудились при дымном свете костров, в которые подбрасывали свежесрубленные ветки. Было полнолуние, и дым костров, казалось, почти сиял в бледном свете луны.
– Я просто хотел полюбоваться выстрелом, Халэд, – с невинным видом ответил Спархок. – Мне нравится смотреть, как действуют профессионалы. Кроме того, я должен дать сигнал Улафу, как только ты погрузишь Инсетеса в вечный сон. – Он поежился. – Мы не слишком рано пришли? Небо начнет светлеть не раньше, чем через час. К тому времени мы обрастем сосульками.
– Хочешь сделать это сам?
– Нет. У меня бы и духу не хватило стрелять с такого расстояния.
– Тогда почему бы тебе не заткнуться и не предоставить все мне?
– Для своих молодых лет, Халэд, ты чересчур ворчлив. Такая привычка обычно приходит с возрастом.
– Меня преждевременно состарило общение с рыцарями.
– Как действует этот твой новый прицел?
– Ты знаешь, что такое траектория?
– Приблизительно.
Халэд устало покачал головой.
– Тогда и не спрашивай, Спархок. Мои расчеты точны. Прими это на веру, и все.
– Ты и вправду рассчитал все это на бумаге?
– Она дешевле, чем бушель новых арбалетных болтов.
– Сдается мне, что ты больше занимаешься расчетами и пригонкой своих прицелов, чем стреляешь.
– Верно, – согласился Халэд, – но, если сделать все как надо, стрелять приходится лишь единожды.
– Зачем мы тогда пришли так рано?
– Чтобы дать моим глазам привыкнуть к свету. Когда мне нужно будет стрелять, освещение будет непривычное – лунный свет, костры, да еще и первые отблески зари. Такой свет изменчив, и я должен следить за тем, как он меняется, чтобы глаза не потеряли своей остроты. Кроме того, мне нужно отыскать Инсетеса и не упускать его из виду. Какой будет прок, если я убью его двоюродного брата?
– Я вижу, ты обо всем подумал.
– Кто-то же должен это делать.
Они ждали. В бледном свете луны песок берега, еще недавно бывшего морским дном, казался ослепительно белым, как снег, и ночной воздух дышал жгучим холодом.
– Опусти голову, Спархок, или задержи дыхание.
– Что?
– У тебя изо рта идет пар. Если кто-нибудь посмотрит сюда, он поймет, что здесь кто-то есть.
– Халэд, до них двести пятьдесят шагов.
– Зачем рисковать без нужды? – Халэд напряженно всматривался в похожие на муравьев фигурки рабочих, обтесывавших бревна.
– А что, императрица Элисун все еще преследует Берита? – спросил он немного погодя.
– Похоже, она оставила его в покое. Впрочем, думается мне, несколько раз она его поймала.
– Это хорошо. Берит, когда он был помоложе, был чертовски неуклюж. Ты знаешь, что он влюблен в твою жену?
– Да. Мы с ним как-то говорили об этом.
– И тебя это не беспокоит?
– Нисколько. Это просто безрассудная влюбленность, свойственная всем юнцам. Он не собирается ничего предпринимать по этому поводу.
– Мне нравится Берит. Из него выйдет хороший рыцарь – когда я вытрясу из него остатки дворянского воспитания. От титулов люди глупеют. – Он помолчал и заметил:
– На востоке небо светлеет.
Спархок взглянул на покрытую льдом гладь Тамульского моря.
– И правда, – согласился он.
Халэд развязал кожаный мешок, который прихватил с собой, и вынул кусок колбасы.
– Перекусим, мой лорд? – предложил он, вынимая кинжал.
– Почему бы и нет?
Слабые отблески света на востоке растворились во тьме – то, что называлось «ложная заря». Спархок так и не сумел получить удовлетворительного объяснения этому явлению, которое наблюдал много раз в годы изгнания в Рендоре.
– Нам придется ждать еще час, – сказал он своему оруженосцу.
Халэд что-то проворчал, привалился спиной к бревну и закрыл глаза.
– Я думал, ты должен наблюдать, – заметил Спархок. – Как ты сможешь наблюдать, если собираешься вздремнуть?
– Я не сплю, Спархок. Я хочу, чтобы отдохнули глаза. И потом, раз уж ты увязался за мной, понаблюдай сам.
Вскоре небо на востоке тронули отблески зари, на сей раз настоящей, и Спархок тронул Халэда за плечо.
– Проснись, – сказал он. Халэд мгновенно открыл глаза.
– Я и не спал.
– Что же ты тогда храпел?
– Я не храпел. Я просто откашливался.
– Целых полчаса?
Халэд слегка приподнялся и выглянул из-за бревна.
– Подождем, пока их не осветит солнце, – решил он. – Бронзовый нагрудник Инсетеса под солнцем засверкает, а чем ярче цель, тем легче в нее попасть.