– Не думаю, что одно это могло бы так изменить Сефрению, – с сомнением проговорил Вэнион. – Она чересчур здравомысляща, чтобы вспыхивать, едва кто-то скажет нелестное о стириках. Она несколько сот лет прожила в эленийских королевствах Эозии, а там ненависть к стирикам отнюдь не ограничивается литературными оскорблениями. – Он вздохнул. – Если б только она захотела поговорить со мной! Уж я бы сумел вызнать у нее хоть что-то осмысленное. Но она только сыплет гневными обвинениями. Не понимаю, что происходит.
Спархок, в отличие от Вэниона, по крайней мере догадывался, в чем дело. Афраэль намекала, что Сефрении предстоит пройти через что-то крайне болезненное, и теперь становилось ясно, что причиной этой боли будут именно дэльфы. Богиня сказала, что Сефрении необходимо перестрадать, чтобы вырасти. Вполне вероятно, что Итайн, не знавший хорошо никого из них, нечаянно наткнулся на верное объяснение. Сефрения – стирик до ногтей и кончиков волос, и признание вины ее народа за древнее предательство причинит ей именно такую боль, о которой с печалью говорила Афраэль. Увы, страдать доведется не только Сефрении. Вэнион сказал, что беды Сефрении – его беды. К несчастью, то же относилось и к ее боли.
Спархок ехал по безжизненной пустыне, и его мысли были так же мрачны, как и окружающий пейзаж.
ГЛАВА 12
Кринг задумчиво смотрел на лужайку.
– Это налетело на меня, как безумие, атан Энгесса, – говорил он своему огромному другу. – С той минуты, когда я впервые увидел ее, я уже не мог и думать ни о какой другой женщине.
Они стояли в тени неподалеку от здания министерства внутренних дел.
– Ты счастливчик, друг Кринг, – заметил Энгесса своим низким мягким голосом. – Многие люди проживают жизнь, так и не изведав такой любви.
Кринг мрачновато усмехнулся:
– Уверен, что без этой любви моя жизнь была бы намного проще.
– Так ты жалеешь, что это случилось?
– Нисколько. Я считал, что живу полной жизнью. Я был доми своего народа и знал, что в надлежащий час моя мать, согласно нашим обычаям, подыщет мне достойную жену. Я женился бы и стал отцом множества сыновей, и все шло бы так, как должно. Потом я встретил Миртаи и лишь тогда понял, как пуста была прежде моя жизнь. – Он провел ладонью по обритой макушке. – Боюсь только, что мои соплеменники не сразу примут ее. Она так не похожа на женщин, с которыми мы привыкли иметь дело. Все было бы гораздо легче, не будь я доми.
– Не будь ты доми, друг Кринг, она вряд ли согласилась бы стать твоей женой. Миртаи горда. Она рождена, чтобы стать супругой правителя.
– Я знаю. Я не осмелился бы и подойти к ней, если б не был доми. И все-таки я предвижу трудности, которых не избежать. Она чужеземка и совсем не похожа на пелойских женщин. Наши женщины весьма высоко ценят свое положение, а Миртаи принадлежит к другой расе, она выше ростом самого высокого пелойского воина и прекраснее всех женщин, каких я видел в своей жизни. Одно это заставит сердца пелойских женщин сжаться от зависти. Ты ведь видел, какими глазами смотрела на нее Вида, жена Тикуме? – Энгесса кивнул. – Женщины моего народа невзлюбят ее еще сильнее, потому что я – доми. Она будет домэ, супругой доми, и по праву станет первой среди наших женщин. Что еще больше ухудшит дело, она будет богаче всех пелоев.
– Не понимаю.
– Мои дела шли хорошо. Стада мои росли, в кражах мне сопутствовала удача. Все мое имущество будет принадлежать Миртаи. Она будет владеть огромными отарами овец и стадами другого скота. Только табуны коней останутся моими.
– Таков пелойский обычай?
– О да. Овцы, козы, коровы – пища, а потому они принадлежат женщинам. Женщины владеют также шатрами, постелями и фургонами. Золото, которое платит нам король за уши земохцев, принадлежит равно всему народу пелоев, так что единственное, чем владеем мы, мужчины, – это оружие и кони. Если задуматься, женщинам принадлежит почти все, а мы всю жизнь оберегаем их имущество.
– У вас странные обычаи, друг Кринг. Кринг пожал плечами.
– Мысли мужчины не должны быть заняты заботой об имуществе. Это отвлекает его во время боя.
– Да, друг мой, это мудро. Кто же владеет твоим имуществом, пока ты еще не женат?
– Моя мать. Она разумная женщина, и то, что у нее будет такая дочь, как Миртаи, многократно возвысит ее. Она пользуется большим почетом среди пелойских женщин, и я надеюсь, что она сумеет утихомирить слишком ретивых – по крайней мере, моих сестер. – Кринг вдруг хохотнул. – Воображаю, с каким удовольствием я буду любоваться лицами моих сестер, когда представлю их Миртаи, и они должны будут кланяться ей! Я не слишком-то люблю их. Все они каждый вечер молятся о моей смерти.
– Твои сестры?! – Энгесса был потрясен.
– Разумеется. Если я умру, не успев жениться, все, что я добыл, станет собственностью моей матери, и мои сестры унаследуют все это богатство. Они уже считают себя богачками. Они отвергли многих достойных поклонников, потому что гордятся своим высоким положением и будущим богатством. Я был слишком занят войнами, чтобы подумать о женитьбе, и с каждым годом мои сестры все увереннее чувствовали себя владелицами огромных стад. – Он ухмыльнулся. – Боюсь, нежданное появление Миртаи повергнет их в ярость. Один из обычаев нашего народа требует, чтобы невеста провела два месяца в шатре матери своего нареченного: ей предстоит за это время узнать о нем всякие мелочи, которые следует знать жене до того, как они заключат брак. За это время моя мать и Миртаи должны также выбрать мужей всем моим сестрам. Нехорошо, когда в одном шатре живет слишком много женщин. Вот уж это взбесит моих сестер не на шутку. Надеюсь, они попытаются убить Миртаи. Я их, конечно, предостерегу, – прибавил он с благочестивым видом. – В конце концов, я их брат. Но я уверен, что они не станут слушать моих предостережений – во всяком случае, пока Миртаи не прикончит двух-трех. Как бы то ни было, у меня слишком много сестер.
– Сколько? – спросил Энгесса.
– Восемь. Как только я женюсь, их положение среди пелоев сильно изменится. Сейчас они все богатые наследницы, а после моей свадьбы станут нищими старыми девами, нахлебницами Миртаи. Думаю, они горько пожалеют о всех тех поклонниках, которых отвергали до сих пор. Кажется, в тени под стеной кто-то крадется?
Энгесса всмотрелся в здание министерства.
– Похоже на то, – согласился он. – Пойдем спросим, что ему здесь нужно. Мы ведь не хотим, чтобы кто-нибудь пробрался в здание, пока там атана Миртаи и воры.
– Верно, – согласился Кринг. Он вытащил саблю из ножен, и странная парочка бесшумно двинулась по лужайке, чтобы перехватить крадущуюся под стеной тень.
– Сарабиан, сколько лиг от Материона до Тэги? – спросила Элана, подняв глаза от письма Спархока. – Я имею в виду, по прямой?
Сарабиан снял камзол и выглядел просто великолепно в облегающих штанах и рубашке из тонкого полотна с длинными рукавами. Стянув ремешком на затылке черные до плеч волосы, он упражнялся в выпадах, целя шпагой в золотой браслет, свисавший на длинной веревочке с потолка.
– Примерно полторы сотни лиг, а, Оскайн? – отозвался он, старательно принимая боевую стойку. Затем он сделал выпад – кончик шпаги задел краешек браслета, и тот злорадно завертелся и закачался на веревочке. – Ч-черт! – пробормотал император.