Порой нам хочется, чтобы время остановилось и повернуло вспять. Но прошлое умирает с каждым мгновением, и вернуться в него невозможно — так же, как невозможно вновь войти в своё прежнее тело после смерти. Чувство «эго» обусловлено стремлением удержать прошлое. Увидев это ясно и отчётливо и отказавшись от тяги к присвоению, мы обезопасим себя от повторения старых ошибок.
Если в нашем потоке сознания сформируются положительные структуры реакций, мы преисполнимся надежды и радости. Мы будем просыпаться счастливыми и смотреть в будущее с оптимизмом. Но когда в нашей жизни наступит такой новый этап, не следует поддаваться слепому эгоизму. Используя эти новые возможности, мы должны совершенствоваться в понимании истины, приносить пользу другим и мысленно делиться своим счастьем со всеми разумными существами. Если же обстоятельства вынуждают нас участвовать в какой-либо тягостной, мучительной ситуации, следует вознамериться вобрать в свою боль страдания всех прочих живых существ.
Как указывал Трунгпа Ринпоче, отличительная черта этого бардо — выбор между алчным присвоением и отказом от надежды.С одной стороны, мы можем по-прежнему цепляться за плотность и постоянство, за форму, которая обеспечивает нам самоопределение и делает нас реальными: ведь «эго» постоянно стремится укрепить свои позиции, восстановить свои силы и удовлетворить свои потребности. Но с другой стороны, перед нами открывается возможность отречься от тяги к присвоению, войти в открытое пространство и вступить в танец волшебной игры бесчисленных форм.
Три рода бардо, через которые мы проходим после смерти, являют нам три измерения пробужденного состояния. В заключительный момент бардо умирания мы встречаемся лицом к лицу с сияющей пустотой дхармакайи — с нашей истинной сущностью. В бардо дхарматы нам предстают видения заключённых в нас от природы божеств — проявления выразительной энергии самбхогакайи. Наконец, в заключительный момент бардо существования мы принимаем телесную форму — манифестацию нирманакайи. В зависимости от того, в какой мере мы распознаём истину на каждом из этапов, перед нами открывается возможность достичь соответствующего уровня пробужденности. И в конце концов мы сможем распознать изначального сияния и устремиться к нему, как дитя бросается в объятия матери после долгой разлуки.
Бардо — это всё, что не является пробужденным состоянием. Мы постоянно пребываем в состоянии бардо — точно так же, как в нашей жизни постоянно присутствуют три кайи. Когда растворяется прошлое, сознание сливается с несуществованием всего сущего, с вездесущей открытостью пространства, с совокупностью всех потенциальных возможностей, из которой рождаются и в которую возвращаются все явления, — то есть с дхармакайей. В промежутке от исчезновения одной мысли и до возникновения следующей сознание покоится в состоянии ясности, сияющего осознания, оживотворенного волшебной игрой энергии, — то есть в самбхогакайе. Наконец, каждый новый миг оформляет естественные качества пробужденного сознания и наделяет их жизнью как непрерывную манифестацию тела, речи и сознания — то есть нирманакайю.
Лейтмотив всего этого учения — узнавание, но невозможно узнать то, с чем никогда не встречался. Таким образом, мы должны познакомиться со всеми этими проявлениями сознания ещё при жизни, пока у нас есть такая возможность. Цель всякой медитации — постижение сознания, поначалу — наших индивидуальных сознаний, а затем — сущности сознания вообще. Вне сознания не существует ни бардо, ни божеств, ни демонов, ни существования, ни пробуждения. Если мы постигнем сущность своего сознания при жизни, то поймём, что то же самое сознание сохраняется и после смерти, а всё, что случается с нами после смерти, происходит также здесь и сейчас.
За стихом о бардо существования в «Стихах о сущности шести бардо» следует заключительная строфа, призывающая нас не возвращаться более в сансару, ибо в этом нет ни малейшего смысла:
Без практики, обеспечивающей узнавание, мы, скорее всего, просто не увидим ни одного из образов, столь подробно описанных в тексте трактата. Описания эти предназначены для людей, способных удержать после смерти мало-мальское осознание; они призваны пояснить умершему, что с ним происходит, и напомнить ему об опыте, накопленном при жизни. В противном случае умерший увидит лишь ослепительный свет и вспышки разных цветов или только услышит оглушительные раскаты грома. Возможно, он испытает резкие перепады эмоций, не понимая их причины. С одной стороны, его охватят глубочайшее благоговение, влечение и желание, с другой — ненависть и страх, но господствующим чувством останется полное ошеломление. С ним будет происходить всё, что описано в тексте, поскольку все эти явления — и сияние нашей изначальной сущности, и божества, и шесть миров, и кармические последствия наших прошлых поступков — от природы заключены в нашем сознании. Но мы не сможем воспринять их сколь-либо отчётливо и не поймём, что они представляют собой на самом деле.
События всех трёх бардо описаны здесь в терминах буддийского учения — главным образом, в специфической терминологии дзогчен. Последователи других традиций, которым удастся сохранить после смерти некоторое осознание, могут воспринимать происходящее иначе. Вот почему так важно понять глубинный смысл представленной здесь образности. Но вовсе отказаться от этих символических форм невозможно — как невозможно, к примеру, пытаться описать что-либо, не пользуясь речью. До тех пор, пока мы не обретем высшее внеформенное понимание, реальность не сможет сбросить покровов образности. Вот почему непостижимое уму пробужденное состояние неустанно играет волшебными явлениями жизни, смерти и бардо, в то же время открыто являясь взору священного видения.
УСТРЕМЛЕНИЕ