В телефонном справочнике городка Бига 73 фамилии, из них двадцать семь — Пиккеры. Проезжая по этой части Нового Южного Уэльса, Пиккеров найдешь повсюду: направо, налево и прямо. Все они происходят от прапрадедушки Пиккера, который приехал из йоркшира сто лет назад, занял здесь свободный уголок земли в шестьсот сорок акров и оставил множество сыновей.
Уже на третий год шерсть мериносов Тревора Пиккера была оценена на аукционе выше всех других сортов. Другие Пиккеры тоже не отставали. Это было достигнуто не путем сложных научных исследований, а благодаря природному уму и традициям, передаваемым от отца к сыну.
Дед Пиккер начал селекцию на глазок, отбирая тех мериносов, шерсть которых была самой длинной, самой мягкой и самой тонкой, и свел свою породу до потомства четырех семей. Шерсть его мериносов вскоре завоевала репутацию высокого качества, но цены на нее не были самыми высокими на рынке, и в период спада она продавалась по тринадцать центов за фунт. В этом году его внук получил восемнадцать долларов за кипу, установив мировой рекорд. Шерсть доставили в йоркшир, из нее изготовили ткань, из которой, в свою очередь, сшили двадцать пять костюмов, проданных в Нью-Йорке по четыреста долларов за каждый — рекламный фокус, конечно. И тем не менее, несмотря на рекордные цены и известное во всем мире имя, гарантирующее качество, Пиккеры с тяжелым сердцем пришли к выводу, что производство шерсти малоэффективно, и даже собирались разводить овец на мясо.
У Пиккера, еще молодого человека, привлекательная жена и четверо маленьких смуглых отмытых до блеска сыновей. Он ведет хозяйство вместе со своим отцом. Помогает ему дядя, который живет рядом со складом, где хранится шерсть, в окружении собак-келпал, умных коренастых псов местной породы, о которых говорят, что они наполовину динго. А динго — бич Австралии, но все-таки самый страшный ее враг — пожар. Химикаты помогают бороться с мухами, лис можно травить и стрелять, но проблему пожаров разрешить невозможно.
Бига — типичный маленький австралийский провинциальный город — растянутый, небрежно заостренный, разбитый на прямоугольники, которые, в свою очередь, делятся на участки одинакового размера с коробкообразными бунгало. Каждое бунгало стоит отдельно и построено, как правило, владельцем. В садах больше банок из-под пива и старых шин, чем роз или георгинов — правильнее сказать, это дворы, а не сады. Здесь слишком жарко, сухо и пыльно, чтобы возиться с вилами и тачкой или вообще заниматься любой трудоемкой работой.
Женщины сидят дома за занавесками, предохраняющими их от мух, одинокие или с детьми, наедине с порванными, замызганными журналами, тикающими часами и монотонным гудением транзистора.
— Для женщины здесь тяжелая жизнь, — говорит мой спутник. — Только работа и ради чего? Куча детей, жара, мухи, раз в месяц встреча в Ассоциации женщин или собрания в школе, что влечет за собой дополнительную возню на кухне. Совсем молоденькими они становятся или слишком худыми или слишком толстыми.
Мужчины проводят время в пабах. Длинная стена мужских спин, склонившихся над стойкой бара, кружки в коричневых тяжелых кулаках, сигареты в зубах, ноги на перекладине — это провинциальная Австралия. В дальнем углу бара стоит стол и десяток табуреток для женщин, если они вдруг здесь появятся. Но из них мало кто приходит, да и зачем? Ничего интересного не предвидится, а встречают их без восторга. Говорят, что сейчас в моде пивные бары на свежем воздухе. Мужчины приводят свои семьи, и все пьют вместе на европейский манер.
Может быть, эта мода и распространится на Австралию, но пока еще очень далеко до того момента, когда фаланга женщин в платьях с короткими рукавами, плечо к плечу, прорвет мужские ряды.