Она стоит за дверью как за щитом, напряженно прислушивается и соскребает шершавую краску. Уже стерла одну тигровую лилию до самого дерева, так что пальцы покалывает. А от тишины звенит в ушах.
– Рейчел? – Кирби шепчет так тихо, что только лошадка и может ее услышать.
Раздается глухой шум, где-то совсем близко; затем стук и что-то разбивается. «Черт!»
– Рейчел? – произносит Кирби громче. Сердце в груди стучит громко, будто поезд в ночи.
Тишина. Затем слышен голос мамы:
– Ложись спать, Кирби. У меня все хорошо.
Кирби знает, что это неправда. Хорошо только, что это не Говорящая Тина, кукла-убийца.
Она оставляет в покое краску на двери и крадется по коридору, старательно обходя стеклянные осколки, которые поблескивают среди увядших роз – их сморщенных листьев и размякших головок в луже протухшей воды из вазы. Дверь оставлена открытой для нее.
Каждый дом, куда они переезжают в очередной раз, меньше и невзрачнее предыдущего. Не спасает даже то, что Рейчел разрисовывает двери, шкафчики, а иногда и пол, чтобы скорее обжиться. Они вместе выбирают картинки из большого художественного альбома с серой обложкой: тигры, единороги, ангелы или загорелые островитянки с цветами в волосах. По этим изображениям Кирби отличает один дом от другого. Вот дом, где на кухонном шкафчике, висящем над плитой, нарисованы сползающие часы, – значит, слева стоит холодильник, ванная комната внизу. Дома могут различаться внутренним устройством, иногда у них даже есть маленький дворик; случается, что в комнате Кирби есть кладовка и полочки – если повезет. Но комнаты Рейчел везде как две капли воды похожи друг на друга.
Она называет их «пиратской бухтой сокровищ» (мама говорит, что правильнее «пещерой сокровищ», но для Кирби это именно скрытая бухта, куда можно заплыть на каравелле – конечно, с точной картой в руках).
Платья и шарфы разбросаны по комнате, будто цыганская королева пиратов закатила большой скандал. Целая коллекция бус и ожерелий подвешена за золотую завитушку рамы овального зеркала – самого первого предмета мебели, который немедленно водворяется на место при каждом переезде. И каждый раз Рейчел непременно попадает молотком по пальцу. Иногда они играют в маскарад, Рейчел надевает на Кирби все свои бусы и браслеты и называет ее «моя рождественская девочка-елочка», хотя они евреи или наполовину евреи.
На окне – цветное стеклянное украшение; в солнечную погоду радужные круги от него танцуют по всей комнате и рабочему столу, заваленному рисунками для иллюстраций, над которыми Рейчел работает.
Когда Кирби была маленькой и они жили в городе, Рейчел частенько усаживала ее в манеж, чтобы Кирби могла ползать, но не могла достать до рабочего стола и не мешала ей. Она тогда была художником в женском журнале, но «сейчас, детка, мой стиль вышел из моды – барышни капризной и ветреной». Кирби нравится звучание слова «барышня», и ей очень полюбилась нарисованная мамой вывеска для блинной «У Дорис» по дороге в угловой магазин, на которой румяная официантка, улыбаясь и подмигивая, держит в обеих руках тарелки со стопками пышных, щедро смазанных маслом блинов.
Теперь стеклянные шарики на окне не блестят и не раскачиваются, да и вся комната словно загрустила – из-за тусклого света от лампы возле кровати, на которую наброшен желтый шарф. Рейчел лежит на кровати, накрыв голову подушкой, – полностью одетая, даже не сняв туфли. Ее грудь периодически вздрагивает под черным кружевным платьем, будто мама икает. Кирби стоит в дверях и ждет, когда ее заметят. Девочка не решается произнести вслух слова, которые роятся у нее в голове.
– Ты лежишь на кровати в обуви, – удается ей, наконец, выдавить из себя.
Рейчел убирает подушку с лица и смотрит на дочь из-под припухших век. От туши для ресниц на наволочке остается грязное пятно.
– Прости, дорогая, – произносит она прерывающимся голосом. Он напоминает Кирби о том, как дрожали губы Мелани Оттсен, когда та свалилась с веревочной лестницы и повредила несколько зубов. А еще он похож на треснувший стакан, из которого опасно пить.
– Нужно снять туфли!
– Да, родная, конечно, – вздыхает Рейчел, – не шуми.
Кончиками пальцев ей удается опустить ремешок своих черно-рыжих босоножек, и они со стуком падают на пол. Рейчел переворачивается на живот:
– Почеши мне спину, пожалуйста.
Кирби залезает на кровать и садится, скрестив ноги, рядом с Рейчел. Мамины волосы пахнут дымом. Она ведет пальчиком по ажурному рисунку кружева.