Юрьич глядит на нас испытующе. Мы киваем – понятно, что дело выгодное было и для Жихаревых, да и для самой Ксении, если хорошенько поразмыслить! Не помирать же ей, с братом и больной матерью на руках, с голоду! Жихаревы же хозяева хоть куда! Дом крепкий, двор просторный, скота преобильно! За Жихаревыми не пропадешь, не отощаешь! А насчет Топольного – так ведь и в Топольном хорошие люди живут, да еще как живут и поживают!
– Была, однако ж, одна небольшая загвоздка, – продолжает свой рассказ Юрьич. – У младшего-то Жихарева, сынка евонного то есть, уже имелась невеста, сосватанная прежде того из местных, и притом тоже раскрасавица и очень сильно его любившая. Но – воля отца! – и явился наследник свататься к Ксении-дворянке. А тут еще у Ксении мать как раз померла, отмучилась, бедная. Остались они вдвоем с братиком-мальчон-кой. Одни на всем белом свете! И без гроша за душой, горемычные…
Юрьич останавливается, переводит дух.
– Ну так и что, обженился младший Жихарев на дворянке-то из столицы? – не терпится нам узнать продолжение давней истории.
Юрьич смотрит на нас с укором – куда гоните, лешие? Над Ануем сгущается ночь, все заметнее холодает. Река мерно шумит рядом с нами, за темными влажными кустами. Юрьич запахивает на груди теплую куртку и продолжает:
– Так вот, жихаревская отвергнутая невеста-красавица не стала долго реветь да причитать. Решила действовать. И постановила она побороться да поцепляться за свою несчастную-разнесчастную любовь! Вернуть себе жениха то есть! Возрастом она была аккурат как Ксения, лет двадцати, характеру легкого, как и столичная барышня. Они быстро сошлись с Ксенией и по-девичьи крепко подружились. Сердечных тайн промежду ними не было никаких. И конечно, Ксения-то дворянка призналась подруге, что совсем не люб ей младший Жихарев, а та – что, напротив, души в нем не чает. И что просватаны они были уже принародно, да вот теперь…
– Вот как! – восклицаем мы.
Наши дамы слушают с особенным любопытством. Чья возьмет? Кому же именно достанется младший Жихарев, со всем богатым жихаревским наследством-хозяйством? Что станется с Ксенией? Что будет с ее топольнинской подругой? Что одолеет – любовь или расчет? Что возьмет верх – воля любящих сердец или же злая воля папаши-мироеда Жихарева?
– И вот тогда топольнинская невеста (имя я ее запамятовал) придумала хитроумный план. Предложила она Ксении вдвоем с младшим братиком тайно бежать из Топольного, и сделать это именно в субботу, когда все топольнинские мужики, по обыкновению, перепьются после бани, уснут и, пьяные, не успеют их догнать и выловить. Дорога-то здесь одна всего – по Аную! Вот эта, – машет рукой за речку в темноту Юрьич. – Вот и следовало беглецам оторваться от погони подальше. – Юрьич тычет пальцем в сторону Ануя, за которым, за деревьями на другом берегу, как раз медленно движутся в густом тумане фонари какой-то приблудной ночной машины. – Так они и сделали! Надеялись за ночь добраться, пока топольнинские мужики не проспятся, вверх до Черного Ануя, где уже одни только алтайцы живут, и там спрятаться от погони у добрых людей. Оттуда Жихарев нипочем не смог бы их, против их же воли, утащить. Спаслись бы тогда у черноануйцев Ксения с братиком. А дальше – свобода! – езжай куда пожелаешь! А топольнинская невеста заполучила бы своего возлюбленного Жихарева-младшего обратно, в законные и любимые мужья! Вот таков был их план!
В сгустившейся ночи, в кустах, тихо струится Ануй. В лесу три раза тревожно крикнула и враз замолкла лесная птица. Мы примолкли и ждем продолжения.