— Правда? Так, может, бросишь все? На кой черт тебе эта газета! Пусть папа тебе организует какой-нибудь бизнес. Держит же твоя мать салон-парикмахерскую. А ты займись, например, торговлей, если хочешь чем-нибудь заняться.
— Торговля — это не романтично. Стоило столько учиться, чтобы продавать яйца и хлеб? — Анна скривилась.
— Продавай меха.
— Очень умно. Мне вообще не нравится торговля.
— А я бы с удовольствием занялся, — не без гордости заявил Виталик.
— Разве у папы ты занимаешься чем-то другим?
— Так то у папы. У него сильно не разгонишься, он у меня еще сам не наигрался, — заметил молодой человек.
— А-а-а, ты видимо хочешь торговлей заняться вместе со мной?
— По-моему, было бы здорово, и зря ты иронизируешь, — с обидой сказал он.
— Я не иронизирую вовсе. Просто мне это не интересно, понимаешь?
— А газета — интересно?
— Да, — категорично ответила Анна.
— Боже мой, да занимайся, чем хочешь! Твои бабки! — Виталик все-таки не выдержал.
— В том-то и дело, что не мои. И тратить бездумно я их не буду.
— А сейчас у тебя все «думно»?
— Чего ты хочешь от меня? — Анна разозлилась. — Я тебе что, жена?
У Виталика все оборвалось внутри. Опять этот, ничего хорошего не предвещающий, тон. Еще парочка необдуманных фраз, и вечером придется нанимать мужской стриптиз — для выступления под балконом.
— Анечка, ты устала. Давай лучше успокоимся и подумаем, где отдохнем вечером. Пошли в джаз-клуб.
— Не хочу!
— Пошли, куда ты хочешь.
— Мне статью надо писать.
Виталик тяжело вздохнул и покачал головой.
— Послушай, что с тобой происходит? Ты же такой не была?
— Я переживаю, непонятно разве? Если хочешь, чтобы я не злилась, то оставь меня на пару дней в покое, пока я не определюсь, что мне писать. Не обижайся.
— Ну, если все так серьезно… Хорошо. Пиши. Я даже звонить тебе не стану. Когда захочешь, найдешь меня. Только не забудь обо мне.
— Не переживай, не забуду, — Анна наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Давно бы так. А то от меня требует, а сама за вечер ни одного ласкового слова не сказала.
— Действительно, какая я… Извини. Ты очень славный и чуткий.
— Так что, домой тебя везти?
— Угу.
Статья не получалась.
Битых два часа сидя на полу и перекладывая с места на место исписанные листы, Анна пыталась хоть за что-то зацепиться. Но, увы. Как выяснилось, критиковать было легче. Анна вспомнила, с какой уверенностью заявила Зое, что может написать лучше, чем работники газеты. Тогда казалось все простым и понятным. Она чувствовала, какие слова нужно заменить, какие фразы дополнить, а какие и вовсе исключить в чужих статьях, чтобы они стали лучше и интересней. Но то в чужих… В чужих ошибках разбираться всегда легче.
А вот свое не рождалось. Ни хорошее, ни плохое…
Анна была в отчаянии. Ей уже стало казаться, что она взялась не за свое дело и ей никогда не написать и строчки. У нее даже возникла мысль, что нужно найти в себе смелости и отказаться от этой глупой затеи — стать журналистом. Захотелось сбежать от всего этого.
Но тут вспомнились люди, с которыми она общалась на заводе. Вспомнилось, с каким недоверием они отнеслись к её вопросам, вспомнилась реплика Игоря Сергеевича о том, что она, как журналист, ничего не изменит, а еще Андрей, решивший ей помочь… Ей стало стыдно. Она вдруг почувствовала, что действительно очень хочет помочь этим людям. Хоть самую малость. Нужно только придумать, как это сделать. А для начала — о чем написать.
У нее разболелась голова, и она решила немного отдохнуть. Включила телевизор. Шел какой— то эстрадный концерт. Петкун который раз пел о несравненной Эсмеральде. Когда она впервые услышала эту песню, мелодия ей понравилась и прочно засела в памяти. И все бы ничего, но бестолковые СМИ, по своему определению, раскручивая ее по всем каналам TV и радио, запилили песню буквально за месяц, вызвав у публики стойкий иммунитет к произведению. Анна щелкнула телевизор, но мелодия, глубоко засевшая в подсознании, продолжала звучать. Она встряхнула головой: “ Ну, проклятый горбун!”
И тут, как будто молнией ударило.
“Ну, конечно! Квазимодо — тот же инвалид. А какая трогательная любовная история. Как прошибает. Все понятно. Я должна сочинить свою трогательную историю. Ну и что, что будет вымысел? Героем будет Андрей, вполне подходящая кандидатура. Я вставлю туда реальные факты, и все будет как надо”.
Анна бросилась к компьютеру.
“С чего бы начать? Надо так, чтобы сразу привлекало внимание, нужна интрига. Есть!”
“После автокатастрофы Ирина перенесла три операции. Дольше всего заживала нога, которую пришлось собирать практически по частям. И это еще не все — впереди ее ждала пластическая операция. Смотреть на себя в зеркало не было никаких сил. С левой стороны лица от виска до подбородка шел огромный пунцовый рубец. Но думать об этом сейчас просто не было смысла.
Пусть скажет спасибо, что вообще выжила.
Пять месяцев она была прикована к постели, не имея возможности подняться самостоятельно. За это время зажили ключица, рука, пять ребер, а завтра ей снимали спицы с ноги. Только бы снимок показал, что все в порядке, а то придется ломать по-новому.
А сколько еще впереди: физиотерапия, массаж, куча других процедур. Профессор сказал, что ей нужно будет учиться ходить заново. А это не так-то просто с её атрофированными мышцами. Очень важно, чтобы массажист попался хороший. Ну а лицо… лицо можно будет исправить и потом”.
Анна оторвалась от клавиатуры. Перечитала текст. Не фонтан, конечно, но уже кое-что. А еще ей не нравилось имя героини — слишком простое. Решила, что нужно придумать другое. Какое-нибудь таинственное, редкое… Чувствовала, что это придаст изюминки. Стала перебирать в памяти имена. Вспоминались самые обыкновенные.
“Может, пусть будет Юнона, или просто Нона. Нет. Звучат как-то грубо. Или назвать ее иностранным именем? Что-нибудь… Тея, Тоя, Лия. Нет, не то. Может, просто Ия? Очень редкое и красивое имя ”.
Заменила Иру на Ию. Улыбнулась. Ия звучала лучше.
“Интересно, а Андрей смог бы делать такой массаж? А то она напишет, а выйдет ерунда. Надо у него спросить”.
Анна достала мобильник, нашла в его памяти номер и стала ждать ответа. Трубку сняла женщина, которая представилась мамой Андрея:
— Его нет дома. А кто звонит, может, что передать?
— Это его знакомая. Меня зовут Анна. Я — журналист, и ваш сын давал мне интервью. Дело в том, что у меня к нему возникла пара вопросов, — Анна объясняла очень быстро, боясь, что ее прервут.
— Андрюша давал интервью? О ребятах, что ли?
— Каких ребятах?
— Ну, как о каких? О своей группе, о музыкантах, — пояснила женщина.
— О музыкантах? — Анна быстро спохватилась. — Ну да, о группе. Так вы не знаете, когда он вернется? Мне он очень нужен.
— Если не будет массажа, то к часу. Он на репетиции.
— А если будет?
— Трудно сказать.
— Можно вас попросить… — умоляюще произнесла Анна. — Я дам вам свой номер, мне нужно, чтобы он позвонил. Не важно, сколько будет времени. Пожалуйста.
— Хорошо, давайте, Анна.
“Ну ничего себе слепой!” — подумала девушка после телефонного разговора.
“Теперь понятно, почему длинные волосы, серьга в ухе и потертые джинсы. А ведь он ничего об этом не говорил. А кто спрашивал? Ведь был же вопрос о досуге. А я: “Как бреетесь?” Еще бы спросила, как он моется. Эх ты — горе-журналистка. Так, значит, надо писать о музыкантах. А массаж? Я же и сюжет придумала… Ничего, другой придумаю. Ну надо же! Слепой, а такой продвинутый! Жаль, что вечер потрачен зря. Если бы знала об этом раньше, ни за что бы ни ушла от него так быстро. Теперь осталось надеяться, что он вернется рано и позвонит. Если захочет, конечно. Стоп. Но он же днем работает на заводе. Что же мне, до пяти изнывать? Ну, нет”.