Я старательно прислушался, но не услышал ничего, кроме шума волн да всплесков выпрыгивающих из воды толстиков. Когда мои глаза привыкли к темноте, я смог различить промежуток между скалами у устья Дельты. Подняв глаза, я увидел редкостное, невероятное зрелище: облака разошлись, и в ночном небе тесной группой сияли все шесть лун Аркадии.
Они образовали нечто вроде полусапога - Бет, Далет и Вав в голенище; ступня, идущая под углом, состояла из Алефа, Гимеля и Ге. Море засверкало серебром, а зазубренные утесы залило сочетание черного и белого. Парящие над водой мяучки казались разбросанными по морю звездами, а в темной дали огромной серебряной тенью, лениво помахивая крыльями, летела с востока птица-бульдозер. Вид был неописуемо прекрасен, и я пожалел, что со мной нет Джейн...
Почти привычным уже усилием я сосредоточил свой разум, чтобы уловить чужие излучения. Их не было. Неразборчивый шепот мыслей поселка исчез. Единственное ощущение, которое я воспринял - какая-то непонятная благодарность, как будто я или еще кто-то оказал всем огромную услугу.
На минуту я подумал, что Разумы умерли, что они выполнили свою функцию. Молодь уплыла в океан, и теперь они распались, а их могущество исчезло.
Потом я вспомнил, как Разумы сорвали предложение миссис Эрншоу на собрании. Значит, они еще действуют; они могущественны, как никогда. Они еще не покончили с нами...
Птица-бульдозер повернула к берегу; одним взмахом крыльев она сманеврировала и, пролетев низко над лодкой, направилась к Дельте. У самого устья она плюхнулась в воду, взметнув серебряный каскад брызг. Я с интересом посмотрел на то место, где она исчезла; я никогда раньше не видел, чтобы птица-бульдозер ныряла. Но она так и не вынырнула...
Я слез с крыши кубрика и прошел вперед, чтобы закрепить якорную цепь надежно, но таким узлом, который при необходимости позволял быстро уйти. Удовлетворенный, я направился назад, и тут мой взгляд привлек еще один серебряный всплеск. Я перегнулся через борт, вглядываясь в воду. Ее усеяли белые перья, их несло течением мимо "Карусели". В глубине виднелось что-то еще...
Морс кишело толстиками, их темные тени двигались к Дельте. Тут были тысячи - видимо, все население моих загонов. Вначале я подумал, что их ведет голод. Вероятно, из-за последних событий Перс оказался не в состоянии кормить их, и во время прилива они сбежали, проплыв над сеткой. Это была катастрофа; не месяц и даже не год уйдет теперь, чтобы восполнить поголовье и возобновить различные эксперименты.
Между толстиками с пронзительными криками ныряли юнкеры, выхватывая рыб поменьше.
Потом до меня дошло. В Дельте толстиков ждала смерть. На моих глазах около устья заискрились воронки и замелькали треугольные плавники, и я снова уловил волны благодарности...
И опять вспомнил о леммингах.
18
На следующее утро установился распорядок, которого я придерживался несколько дней. Поздним утром я слышал зов с вершины утеса и видел, как мне машет Перс Уолтерс. Я подгонял к берегу весельную лодку; Перс снабжал меня едой, питьем, а также новостями с фронта.
Оказалось, что выступление миссис Эрншоу, несмотря на противоборство его преподобия, не совсем провалилось. До того порошок принимали семь человек: Джейн, миссис Эрншоу, мисс Коттер (неохотно), Минти, Йонг, Спарк и я. После собрания к миссис Эрншоу подошли еще четверо. Все они получили свои порции - Перс Уолтерс и его одержимая эротическими страхами матушка Энни, управляющий "Клубом" Джон Толбот (который не уехал с персоналом Станции) и, как ни странно, Алан Фипс. На этого последнего обращенного повлияла, я думаю, смерть отца при взрыве в Якорной Заводи. Так что теперь, как высказался я два дня спустя, нас было одиннадцать против поселка.
Но Перс сообщил, что это не совсем так. Риверсайдцы успокоились, и, если не считать отказа принимать порошок; вели себя с похвальным благоразумием. Драки, бунты и поджоги прекратились. Даже когда мои преследователи вернулись в тот вечер с пустыми руками, реакция на мой побег оказалась довольно вялой. Как выразился Перс, раздражение стихло. Никто даже не предложил отправить группу захвата на катерах.
Собственно, вообще никто ничего не предлагал, и это Перса беспокоило.
- На вид все вроде образумились, - сказал он однажды. - И даже более того, если вы меня понимаете. Как будто забыли обо всем, что случилось в последнее время. Они не говорят о Разумах и не говорят о погибших. Это началось сразу после собрания. Я ни от кого ничего не могу добиться. Их ничто не интересует.
- Даже его преподобие?
- Его особенно. Он теперь собирает большие толпы в своей церкви. Чуть ли не весь поселок приходит каждый вечер. Вчера я сам сходил, хотя я не из таких. Я хотел понять, что их туда заманило. Все тихо сидели, а его преподобие проповедовал в своем обычном стиле, как будто ничего не изменилось. О Разумах он даже не упоминал.
- О чем же он тогда говорил? Что мы миновали время больших испытаний и прочее в том же духе?
- Нет. Ничего подобного. Он все твердит о каком-то Космическом Предназначении. Мне не очень это нравится, потому что если я во что-то и верю - так это в то, что человек не должен сидеть сложа руки. Но паства глотает все без разбору.
Я мысленно содрогнулся. Я не мог сказать, что именно меня напугало, но страх поселился во мне, как зародыш раковой опухоли.
- Что он подразумевал под Космическим Предназначением, Перс?
- Я не совсем понял, но, по-моему, он говорил, что все мы являемся частью какого-то всеобщего Плана. Он сказал, что это хорошо, что мы все должны это понять и не пытаться с этим бороться. Оказалось, что мы не одни. Все существа созданы Господом, сказал он. Он сказал, что люди на Земле глубоко ошибались, когда решили, что только у человека есть душа. Он рассказал, что на других планетах обнаружены мыслящие существа, и в некоторых отношениях они лучше нас. - Перс остановился и почесал в затылке. - В чем-то он совершенно прав, но все дело в том, как он это формулировал. Уж очень... Очень мрачно. Как будто убеждал нас... Убеждал смириться, вроде как плыть по течению. Не бороться с разными там противниками. Даже не пользоваться своими мозгами, а взять и сдаться этому Космическому Плану.
- И прихожане на это клюнули?
- Еще как. Они так странно ведут себя, будто это они принимают-порошок, а не мы. Они движутся и думают, как зомби.
Как зомби... Я вспомнил услышанное на днях сообщение о том, что автоцистерна остановилась недалеко от города и перекачала яд в резервуары. Экипаж двигался, как зомби...
У меня на "Карусели" имелась портативная рация, и я каждый день слушал новости. Дикторы вещали со сдержанным оптимизмом: по-видимому, на всем побережье наступило спокойствие, хотя они, по долгу службы, оповещали, что опасность еще не миновала. Тем более важно, чтобы каждый принимал ежедневную дозу "Иммунола", как они окрестили порошок Блэкстоуна. По завуалированной угрозе, звучащей в голосе, я догадывался, что значительная часть населения отвергла порошок...
Больше всего времени я проводил, ломая голову над новой ситуацией в поселке. Пытаясь увидеть какой-то смысл в последовательности событий, я расположил действия Разумов в хронологическом порядке.
Сперва Риверсайд ощутил Передающий Эффект. Поначалу я думал, что Эффект - побочный продукт деятельности Разумов и на людей влияет случайно. Теперь стало ясно, что это не так. Представим себе Разум, только что родившийся, еще слабый и обладающий только инстинктом самосохранения. Разум упражнял этот инстинкт, управляя чернугами.
Стало ясно, что я расположил события в неправильном порядке. Передающий Эффект должен был возникнуть первым. Эта инстинктивная сила рождалась вместе с Разумом; для нее не требовались интеллект и опыт. Этим средством Разум просто стимулировал естественную агрессивность чернуг, чтобы защитить себя в первое время.
Затем, по вторую очередь, по мере развития, Разум начал упражнять свою способность контролировать другие разумы; он уже мог собирать чернуг в большие косяки и бросать в атаки, как только чувствовал опасность. Так он справился с ловцами планктона.