Третья стадия. Разум осознал, что вокруг него живут другие разумные существа, и начал следить за мыслями людей. Учась и сопоставляя, он стал понимать их смысл и улавливать сигналы, относящиеся непосредственно к нему.
Четвертая стадия. Разум настолько развился, что на основе полученной информации смог действовать. Сначала примитивно - просто блокируя действия противника. Например, он прочитал угрозу в уме полисмена Кларка, осознал, что у того в руке взрывчатка, и попытался взять под контроль разумное существо. Разум не позволил Кларку расслабить мускулы руки. И еще Разум узнал, что Человек враг ему.
Пятая стадия. Разум еще не полностью развился, но уже мог активно принуждать Человека, если требовалось защищаться. Так он воздействовал на умы людей, чтобы они дали отпор правительственному проекту и не позволили отравить воду.
И вот шестая стадия. Здесь я остановился. В чем она заключается? Передающий Эффект ослабевает. Непосредственная необходимость в нем отпала - Разум уже способен принуждать напрямую. Что задумали Разумы? Их защита неуязвима. А они, надо признать, всегда действовали в рамках самозащиты.
К тому же их короткая жизнь приближалась к концу. Зачем, в таком случае, им понадобилось это новое влияние на людей? Почему населению внушен отказ принимать порошок? Допустим, Разумы обнаружили, что порошок ослабляет их контроль, а также препятствует Передающему Эффекту. Но зачем внушать всеобщую апатию? Я сдался. Наверно, предположил я, Разумы все еще боятся нас и не готовы к каким-либо изменениям статус-кво, которые могли бы уменьшить их влияние. Это было вполне правдоподобно. Мы уже доказали, что опасны, и если дать нам возможность, окажемся опасными и в будущем.
Но теперь Разум стал умнее и опытнее, во всяком случае, так можно предположить. Конечно, он должен понимать, что Человек всего лишь боролся против Передающего Эффекта, защищая себя. А теперь Эффект ослабевает, исчезает. Должны же Разумы увидеть, что причины для враждебности у Человека исчезли, что если дать Человеку возможность, он для собственной же выгоды теперь беспрепятственно позволит планктону пройти цикл рождения...
Все это я изложил миссис Эрншоу, когда однажды утром она пришла ко мне вместе с Персом. Она ответила со свойственными ей решительностью и умом.
- Разумы - сволочи, - твердо заявила она. - Они много от нас натерпелись и теперь хотят отомстить. Они будут вредить нам до самой своей смерти. Можете ли вы винить их? В конце концов, это мы вторглись сюда. Они жили здесь тысячи лет...
Я спросил ее о Передающем Эффекте.
- Он ослабевает, - сказала она. - Осталось только чувство... я не знаю, что-то вроде удовлетворения. Такое сильное, что люди забросили всякую работу. Чувство довольства и благодарности, исходящее, конечно, прямо от Разумов. За что они благодарны, Бог их знает...
- Как вы думаете, я могу вернуться? - спросил я. - Мне не нравится то, что происходит. Мне кажется, что Разумы, так сказать, припасли кое-что еще. У них должна быть серьезная причина для установления контроля над нами. Ради Бога, не прекращайте принимать порошок... Я хочу оказаться на месте на тот случай, если опять что-то начнется.
- Сидите здесь и не рыпайтесь, - решительно посоветовала она. - В Риверсайде вам делать нечего. Все тихо, да; но у них появилась религиозная мания, и достаточно одного слова Борда, чтобы они на вас набросились. Что касается меня, то я не доверяю никаким новым течениям, какими бы безобидными они ни казались. Борд их слишком быстро приручил.
- Как там Джейн? - спросил я под конец.
- Нормально... - Миссис Эрншоу посмотрела на меня пристально. - Вы ее чем-то расстроили, правда? В тот вечер, когда приезжала автоцистерна, она вернулась домой в слезах и с тех пор ведет себя очень тихо. Я не смогла уговорить ее пойти со мной. Вы подлец, Марк, вы так огорчили милую девушку. Что вы с ней сделали?
- Я ничего не делал, - запротестовал я.
- А может быть, надо было что-то сделать? - возразила старушка. - Юный Фипс снова крутится около нее, - добавила она многозначительно. - Он теперь один из нас. Он принимает порошок.
- Мне нет дела до Алана Фипса, - сказал я слишком громко.
Она долго смотрела на меня.
- Не могу прочесть ваши мысли. Эти дни проходят, слава Богу. Но если между вами и Джейн что-то есть, вам надо это поскорее выяснить. В ней появилось что-то... Что-то отчаянное. Тихое и отчаянное. Я стараюсь присматривать за девушкой, но не могу ходить за ней по пятам. Может быть, я ошибаюсь, по, мне кажется, она что-то задумала. Не знаю что...
Конечно, меня беспокоили сообщения миссис Эрншоу, но что я мог сделать? Если Джейн не хотела меня видеть, я вряд ли мог навязывать ей свое общество. Доставив миссис Эрншоу на берег и проследив, как Перс весьма непочтительным образом втягивает ее в петле из троса на вершину утеса, я вернулся на "Карусель" и отплыл. Мне надоело торчать на одном месте; я решил немного пройтись вдоль берега и осмотреть рыбные загоны.
Поплыл я, конечно, во время отлива, так что над сетками пройти не мог. Однако я сделал круг на малой скорости по периметру, держась впритирку к буйкам и глядя в воду за бортом. Я не увидел ни одного толстика. Все они ушли во время массового исхода в Дельту. Расстроенный, я развернулся и отправился назад, проехал между траулерами и осмотрел якорные цепи. Все было в порядке. Тогда я направился к береговым скалам, примерно в четверти мили отсюда.
Когда "Карусель" плыла по темной воде, я снова свесился за борт, вглядываясь во взвешенный ил и плавающий мусор в поисках крошечных рачков планктона. Рачков было мало - ничего похожего на бесчисленные миллиарды, которые плавали здесь в предшествовавшие недели. Очевидно, цикл размножения заканчивался и Разумы скоро должны были умереть. Воодушевленный этим соображением, я вернулся на стоянку у Мыса, бросил якорь и выпил пива, чувствуя себя бодрее. Я надеялся, что через несколько дней смогу вернуться домой и жизнь войдет в нормальное русло...
За эти спокойные дни на "Карусели" я смог более объективно подумать о Джейн и барьере в наших отношениях. Я признался себе, что был к ней несправедлив, что мои горькие воспоминания о Шейле поставили Джейн в безвыходную ситуацию. Я решил постараться забыть отвратительную историю, связанную со смертью Шейлы, и, если Джейн мне позволит, начать все заново. Приняв такое решение, я обнаружил, что мне очень трудно оставаться на "Карусели"...
В одно прекрасное утро пожаловала депутация.
Я увидел, как они махали с вершины утеса, и сердце у меня заколотилось. Ведь с ними была Джейн! Я прыгнул в шлюпку и быстро подплыл к берегу, а они в это время спустились - Перс, миссис Эрншоу, Джон Толбот, Алан Фипс и Джейн. Мы обменялись приветствиями, но я не отрывал глаз от Джейн; она, однако, смотрела куда угодно, только не на меня.
- Кое-что случилось, - начал Перс. - Вы должны знать обитом. Миссис Эрншоу это не нравится. Я думаю, что она права.
- Опять драки? - нетерпеливо спросил я.
- Нет, совсем наоборот, - сурово ответила миссис Эрншоу. - Я пока не разобралась, что происходит, но, по-видимому, сегодня вечером его преподобие уводит свою паству в какое-то... какое-то паломничество.
- Паломничество? Куда?
- К Якорной Заводи, - негромко произнесла миссис Эрншоу.
Это меня озадачило. Конечно, затея была совершенно нелепая, но в первый момент она показалась мне безобидной, разве что... Нет! Чудовищная мысль пришла мне в голову - нет, невозможно!
- Нам это не нравится, - сказал Джон Толбот. - Витает странное настроение. Может, миссис Эрншоу вам что-нибудь уже рассказывала? Все мы пешки во вселенской партии в шахматы - в таком духе. Индивидуальности... растворились. Люди больше не говорят о себе, а только о "нас". "Мы, риверсайдцы" или "мы, люди". Похоже на митинг юнионистов на Земле, только здесь - с примесью религии.