– С вами всё хорошо? – спросил Фред, лежащий в привычной позе с газетой в руках.
– Не совсем…
– Позвать медсестру?
– Нет, не нужно. Просто живот болит. Видимо не зря я не хотел притрагиваться к еде.
– Да бросьте. Есть же нужно.
Арон почувствовал, как к горлу стала подступать рвота. Юноша вскочил с кровати и побежал в уборную.
– Бедняга… – долетела фраза профессора ему в спину.
Дрожащие руки упёрлись в ободок унитаза, в который стали извергаться остатки пищи. Потуги больного были слышны ещё с коридора. Шарлота проходила мимо двери, когда уловила сетования пациента, за стеной. Девушка осторожно открыла дверь, войдя в уборную и тихо наблюдала за страданиями молодого человека. Из её тонких уст неловко прозвучала банальная фраза:
– Вы в порядке?
Дурацкие вопросы всегда разжигали в этом юноше всепоглощающий огонь ярости. Неужели нельзя догадаться, что если человек обнимается с туалетом, то дела у него, мягко говоря, не очень хорошо?
– Да, всё просто замечательно, – иронично ответил Арон.
Он еле отдышался и вновь наклонил голову над унитазом.
– Я должна позвать дежурного врача.
– Не нужно, я уже закончил, – произнёс юноша и вытер остатки рвоты рукавом, доживающего свой век свитера.
У входа в кабинки его старожила новая знакомая. Она с круглыми глазами смотрела на пациента.
– Может вам все же помочь?
– Нет, просто не привык к такой пище.
Он дошёл до умывальника и как следует умылся тёплой водой, которая еле текла тонкой струйкой из поржавевшего крана.
– Да столовая у нас не из самых лучших.
– Дело не в этом. В общем, всё хорошо. Не переживайте.
– Да, мне все равно, – смущённо отвела взгляд медсестра.
– Неужели?
Ехидная улыбка всплыла на его слегка опухшем лице.
– Мне пора идти, – сказала Шарлота и несколько шагов в сторону выхода.
– Спасибо вам, – остановила её фраза.
Девушка медленно повернулась и в недоумении посмотрела на Арона.
– За что? Я ничего не сделала.
– За неравнодушие. Качество, которое люди перестали ценить.
– Не всегда за состраданием кроется что-то доброе. И равнодушие иногда наполнено любовью.
– Что же привело сюда в вашем случае?
– Долг, – с звенящим холодом в голосе ответила медсестра. – Доброй ночи, мистер Смит.
– Доброй ночи.
Слегка грустный взор застыл на уходящем силуэте Шарлоты. Он сказал что-то не то. Арон не понимал, что именно, но его изречение оттолкнуло милую девушку. Одно единственное слово заставило её усомниться в доверии к нему. А нет ничего сложнее, чем вернуть утраченную репутацию надёжного человека.
С каждой минутой, ему становиться все труднее дышать под этой крышей. Желание освободиться от моральных оков заставило навсегда покинуть больницу. Без гроша в кармане с пластиков картой именного пропуска. Пустая стойка регистратуры облегчила очередной побег пациента. Храп охранника госпиталя ревел громче, чем раскочегаренный паровоз. Можно было не то, что проскочить мимо него, а сплясать чечётку вместе с симфоническим оркестром. Арон потянул дверь на себя, и сделав, пару шагов вперёд, вышел из тамбура. Ночной свежий воздух тут же заставил его раздуть ноздри.
Бледный переулок казался живее, чем днём. Машины толпами двигались одна за другой, бросая в глаза фонарный свет случайным прохожим. Сигаретный дым тихо стелился по всей улице. Казалось, всё впитало в себя этот запах дерзости и вольности: дома, кафе, прилавки. Даже асфальт еле сопротивлялся этому едкому смогу. Курили часто рядом с дешёвыми кабаками, где за пару долларов можно напиться до потери пульса. При этом в таких заведения как правило было всё, что приходит на ум. Место, где можно плотно позавтракать и ночью покатать шары. Никто бы не удивился, если бы на вернем этаже располагалась небольшая гостиница. А кто-то бы даже этому обрадовался…
Мексиканские детишки бегали от одного прохожего к другому в надежде выпросить у них денег. На одном из них была потрепанная кофта. Она явно не подходила ему по размеру, свисая почти до колен. Скорее всего он просто откопал её на мусорке. Для Арона стало откровением, что социальное неравенство существовало и до революции. Ведь его ребяческий мозг не позволял замечать таких вещей. Большинство детей эгоистичны и их мышление твердит им, что они сердцевина вселенной. Но становясь взрослее человек начинает понимать, что он живёт не один на этой планете. Есть другие люди. И когда мы становимся более зрелыми начинаем видеть и понимать чужие проблемы. Возможно, потому что находились в похожих обстоятельствах. Так появляется сострадание или как мы его ещё называем сочувствие – умение поставить себя на место другого человека. Но бывают и те, кто, вырастая, остаётся ребенком…