– Это моя кошка, не твоя! Ни за что тебе её не отдам! – заявила девчонка.
Так они и отправились дальше. Бажена то бежала впереди него вприпрыжку, то отставала, то срывала ягодку или цветок, растущий по обочине; Братислав шёл спокойно, не выпуская шалунью из вида. Через версту с малостью Мурослава перекочевала к парню и удобно устроилась на кузовке с плоской крышкой. Там и задремала. Бажена взяла брата за руку и поплелась рядом, вся её прыть куда-то пропала. Раньше-то она к бабуле ездила на телеге с отцом и матерью, это Братислав рядом шёл или бежал, утверждая, что в повозке только девчонки сидят, а мужчины шагом идут или верхами едут, так что ему любые расстояния были нипочём.
Продержавшись ещё пару вёрст, Бажена начала ныть: пить хочется, есть хочется, ноги устали, давай присядем на пенёк, отдохнём. Братислав держался, сколь мог, потом сдался:
– Отдохни чуток, ладно! – достал из кузовка два пирожка и маленький кувшинчик с медовой водой, поднёс к губам, закрыв глаза, с наслаждением отхлебнул и услышал испуганное:
– Брат!
Открыл глаза и увидел, как внезапно помрачнело в лесу, словно грозовая туча надвинулась.
– Брат! – голос Бажены дрогнул. – Гроза собирается?
– Нет, сестрёнка, – тихо ответил он. – Это сумерки Чернобога. Надо скорей уходить! Вставай и пошли, нам не так далеко осталось!
Покривил немного душой Братислав, третью часть пути ещё предстояло одолеть, но он решил, ежели уж совсем темно станет, Бажену на руки подхватит и побежит.
«Ничего, – подумал. – Выдюжу!»
Кузовок закрыл и вдруг слышит:
– Ох… боли ме главата… – жалобно так, нежно…
Оглянулся, никого не увидел, а стоны продолжаются.
– Брат, ты что? – испуганно спросила Бажена.
– Тсс! – приложил парень палец к губам. – Ты слышишь?
– Ничего не слышу!
– Помолчи и сиди здесь! – велел он. – Кому-то плохо, пойду гляну.
Шагнул раз-другой – и пропал с глаз.
– Братислав! – шёпотом позвала девочка, прижимая к себе Мурёну.
Но никто не отвечал.
Парень же, сделав несколько шагов в глубь леса, увидел юную красавицу в белых одеяниях. Золотистые распущенные волосы так и сверкали в темноте. Дева сидела на пеньке и стонала:
– Ох, ох… колько больно…крак боли…
– Что с тобой? – нерешительно спросил Братислав.
Красавица, увидев его, поманила белой обнажённой рукой:
– Ох, човек… я ходеше домой… падна, упала… удари… – она показала на голову и ногу. – боли…главата и крак… – по щекам потекли прозрачные сверкающие слёзы.
– Не здешняя, что ли? – удивился он.
– Не местни, не местни, – повторила дева. – Помогне, човек! Моля те! – она прижала руку к сердцу. – Вдигни, вдигни, моля те! Обятия! – протянула к нему красивые руки.
– Ну, ладно, донесу до тропки, а там посмотрим, что делать будем, – решился Братислав.
Все материны предупреждения о том, что с дорожки сходить не надо, говорить ни с кем не след, вылетели из головы при первом взгляде на распрекрасную деву. Подошёл и легко подхватил её на руки, подивившись, какая она лёгкая:
– Как звать-то тебя? – спросил. – Как твоё имя? Имя? – повторил, видя, что красавица не понимает.
– А, име! – обрадовалась она. – Шумска Майка име!
Затем обвила шею Братислава руками и принялась целовать, да так, что у него голова кругом пошла. А надо сказать, что Братислав, несмотря на свои шестнадцать лет, ещё ни с одной девушкой не целовался. Не то чтобы никто из деревенских девчат не хотел этого, напротив, многие были бы совсем не против, но Братислав чего-то стеснялся. Всё ему мнилось, что не сумеет или что не так сделает, потом на смех поднимут, языки-то у них как помело, вот он и сторонился этих развлечений… А тут выяснилось, что, оказывается, всё-то он умеет, да ещё как! Кто ж мог устоять перед ласками такой красавицы? Никто. Братислав и забыл обо всём на свете: и о сестре, и о бабушке, и о том, что ночь на дворе… Неизвестно, до чего бы у них дело дошло, но вдруг в тишине послышался резкий крик – то ли птицы, то ли зверя, то ли… человека!
Братислав встрепенулся:
– Сестра?! – от девы своей оторвался, на ноги вскочил. – Что ж это со мной? Как же я сестру бросил?! Прости, красавица, – взгляд на неё опустил, да язык-то у него и прилип к нёбу: вместо юной прелестницы лежала перед ним старуха!
Не безобразная да уродливая, а со следами былой красоты, как говорится, но годившаяся ему в бабушки.
– Ой! – отшатнулся от неё. – Чур меня! – перекрестился и со всех ног побежал к тропинке.
– Стойка! – закричала старуха. – Стойка! Отмъщение!