– Это что за голос из низов? – удивился Святобор.
Хлеб выкатился вперёд.
– А, это ты, еда человеческая! – ухмыльнулся в бороду старик. – Вот выдумщик! Но так делать мы не будем, это нехорошо!
– Отпустите… – жалобно протянула колдунья. – Я больше не буду…
– Ты и в прошлый раз так говорила, – покачала головой Зевана. – Муж мой, давай я пристрелю её своей стрелой – и дело с концом.
– Нет, – не согласился Святобор. – Я просто сделаю её старухой.
– Нет! – взвыла Шумска Майка и давай ругаться на незнакомом языке.
– И она никогда уже не сможет вредить пар… людям, но смотреть за своими лесными угодьями сможет. А если опять я тебя здесь увижу, то не жить тебе боле! Поняла?
– Поняла, – обречённо ответила Хозяйка леса.
– Проваливай! – приказала Зевана, и старуха медленно удалилась, быстрее не могла: ноги болели.
– Ну, а вас чем наградить, дети? – с улыбкой спросил Святобор у Бажены и Братислава.
– Я хочу… – затараторила было девочка, но брат взял её за руку, и она замолчала.
– Ничего нам не надо, государь Святобор и государыня Зевана, – твёрдо сказал юноша. – А вот мама и тятя наши дюже хотели большую и дружную семью, так что пошлите им ещё деток, чтоб радость всем была!
Святобор и Зевана переглянулись.
– Ну, быть посему! – сказал Святобор. – А тебе, баловница, будет удача в грибах да ягодах, когда в лес за ними пойдёшь.
– Брата слушайся, не перечь ему, он у тебя добрый, умный и вообще хоть куда! – улыбнулась Зевана.
Святобор на неё строго взглянул, пальцем погрозил, за руку взял, и властители леса пропали.
А Бажена и Братислав возвратились домой и обняли родителей, которые все извелись, пока их не было.
Братислав вскоре нашёл себе любимую и женился, свадьба была весёлой и шумной, зажили они в родительском доме душа в душу. Ещё бы! С таким-то парнем!
Бажена нрав свой резкий укротила, стала не то чтобы мягкой и покладистой, но прежде думала, потом говорила.
Всё, что ли, крещёные? Или нет? Про кого забыли, кого обделили?
Родителей забыли! Через девять месяцев у матушки и батюшки Бажены и Братислава родились мальчишки, да сразу трое! Вот радости-то было! А потом и у Братислава детки пошли, дядьки не намного их старше оказались, но чего в жизни не бывает!
Бабушка Веселина обратилась к Святобору и Зеване за помощью, когда землица из красного угла стонать и плакать начала – вот тогда-то она и поняла, что дело плохо, и попросила их помочь. Ох, и непростая бабушка у Бажены и Братислава! Ну, старость – она такая: человек или мудрым становится или, наоборот, в детство впадает.
Мурослава жила долго в большой и дружной семье, всех вынянчила – и своих детёнышей, и человеческих.
Вот и сказочке конец, кто придумал – молодец!
Хлеб говорящий никто больше не ел, это как-то не по-людски. Он вместе со всеми жил, пока не засох, а это не скоро случилось.
Баба-Яга не засохла, каравай просто её пугал.
Вот теперь – конец.
Маленькая кикимора
Жила-была кикиморка. Маленькая такая, тоненькая, головушка с напёрсточек, тулово как соломинка… не кикимора, а шишимора одним словом. Пора ей было в избу подселяться, чтоб выполнять своё предназначение – быть недобрым духом крестьянской семьи. Выходить по ночам проказить с веретенами, пряжу путать, куделю комкать, прялкой свистеть, коклюшками за печкой стучать, деток малых пугать, горшки да миски кидать, столы и лавки переставлять, шуметь, греметь да безобразничать – самые их дела кикиморские. Ну, иногда на передней скамье с прялкой жильцам привидеться – покойников накликать, значит.
Ничего этого кикиморка делать не хотела, несмотря на все угрозы и наставления злых колдунов, которые научали её всякому недоброму волшебству. Подселившись в дом, она, наоборот, пряжу распутывала, нитки в порядок приводила, прялку чинила, утварь кухонную по местам расставляла, печную трубу прочищала, как настоящий трубочист. Детям песенки на коклюшках выстукивала. Даже в огороде помогала, сколь могла, хотя и дворовой, и домовой, и подполяники, баечник да грядочник – словом, всё анчуткино отродье было недовольно и постоянно кикиморку шпыняло за её добрые дела не по чину и не по обязанности.
Но маленькая кикимора не сдавалась: у неё была мечта – стать человеком. Может быть, когда-нибудь она узнает великую тайну или способ или зелье особое вызнает, которое позволит ей превратиться в дитя человеческое. Вот такое упованье у ней было. Ни одной взрослой шишиморе, да и вообще, никакому злому духу она об этом не говорила: мало того на смех поднимут, а может, ещё и кару какую учинят – с этим у нечистой силы строго! Но запретить мечтать ей никто не мог – в чужую голову ведь не залезешь? Вот кикимора и мечтала.