И грудным красивым басом, от которого у Даринки побежали по коже мурашки, запел:
– Гой-ма, богородица Ладо!
Благослови, боже, благослови, мати,
требу подавати, Ладо призывати!
Помоги мне, мати!
– Пойте до тех пор, пока не услышите! – велел старик.
– Что не услышим, дедушка?
– Сами поймёте, чада!
– А когда идти в берёзовую рощу? – Дарина посмотрела в окно, за которым только-только начинало светать.
– Вот сейчас и пойдёте.
– Ой, – девочка испугалась. – Маманя запрещает в лес ходить, говорит, русалки могут утащить…
– Ну, не ходи, – пожал плечами дед. – Кикимора одна пойдёт.
Нечисть согласно кивнула.
– Только вот богини её не послушают… она для них пустое место. А человек – творение божье, просьбу из его уст, особенно дитя человеческого, услышат…
– Дарина! – кикимора к девочке обернулась, ручонки к груди прижала, из глаз вот-вот слёзы готовы брызнуть. – Не бросай меня! Прошу!
– Ладно, – нахмурилась та.
– Не бойся, егоза, помыслы у тебя праведные, ни одна русалка и близко к тебе не подойдёт, – спокойно сказал Белун.
Говорить, что следом за девчонками решил пойти, на всякий случай присмотреть, не стал.
Нагруженные подношениями, Дарина и кикимора направились в берёзовую рощу. Уже розовые нити Зари начали пронизывать светлеющее небо, обещая вскорости превратиться в покрывало богини и застлать весь небосвод.
– Не страшно уже! – Дарина храбро топала впереди.
– Ага! – кикиморка меленькими шажками поспевала сзади.
Поодаль неслышно шёл Белун, приглядывая за путешественницами. Не то чтобы он не верил в успех задуманного предприятия, но в случае чего готов был прийти маленьким просительницам на помощь.
– Вот красивая берёзка, на ней много ленточек. Давай и мы свои сюда повяжем! – скомандовала Даринка, сложив на травку всё, что они принесли.
Завязав наузы, взялись за руки и пошли кругом дерева, распевая песню, как учил дед Белун. Сначала пели тихо, потом, осмелев, всё громче и громче.
Тем временем красавица и покровительница любви и брака светлоокая Лада развлекалась на пиру. Тут была и Жива, воплощение плодородия, юности, расцветающей весны, со своей помощницей Сейвиной, и Мокошь, мать всего живого, подательница земного изобилия, олицетворение Матери Сырой Земли, Доля и Недоля, девы судьбы, на время празднования отвлёкшиеся от своих прямых обязанностей – прядения нитей жизни человеческих, Дидилия, покровительствующая благополучным родам и воспитанию младенцев, Додола, богиня лета и молодости, и птица Алконост, и Арысь-поле, и Белые девы, покровительницы облаков и дождевых источников, – словом, целая плеяда богинь предавалась пиршеству и удовольствиям.
Непременными спутниками Лады были её сыновья Лель, Полеля и Дид, всегда молодые и прекрасноликие. Лель то и дело метал из рук искры, веселя богинь и поражая сердца людей страстью, Полеля воздымал рог, в котором пенилось хмельное, как счастье молодожёнов, вино, Дид, более спокойный, чем его братья, поглаживал рыжего кота – своё воплощение.
И конечно же, верховодил пиром Ослад – бог веселья и всяческого блаженства, гуляний и наслаждений. Он и яствами и питиями стол украсил, и сделал так, чтобы беспрепятственно доносились до слуха богинь хвалебные песни, которые исполнял род людской, прославляя Сварога, Перуна, Ладу и весь сонм богов.
Ослад неустанно подливал медвяные напитки и следил, чтобы все были радостны и довольны – в этом видел своё предназначение.
Богини беспрестанно разговаривали, шутили и смеялись, было им весело и ладно. Песни человеческие развлекали, кот рыжий мурлыкал, Лель искрился и зажигал – праздник был хоть куда!
Но вот сквозь стройный хор людской стали доноситься какие-то крики. Ослад поморщился:
– Что такое?
– Ты о чём? – златокудрая Лада отвлеклась от беседы с Живой, с которой они обсуждали роль кукушки в подсчёте часов рождения и смерти.
– Да кричит кто-то, – скривился Ослад. – Совсем не в лад и невпопад!
Лада прислушалась.
– Гой-ма, богородица Ладо!
Благослови, боже, благослови, мати,
требу подавати, Ладо призывати!
Помоги мне, мати!
– Это мне поют, – удивилась она.
– Да что ж так нестройно-то! – опять поморщился Ослад. – Посмотрю-ка я, кто это, да и прикажу не петь!
– Подожди, – остановила его богиня. – Мне поют, я и посмотрю.