Он распорядился подать ужин, а потом ел, сидя на тонкой подушке. Пил вино. Слушал Алека. Смотрел.
Скатывалась на ключицу длинная серьга из лунного камня. Выглядывала из-под ворота загорелая грудь. Алек играл плохо, без настроения. Инструмент не поддавался неловким рукам. Этот человек не понимал, что значит Играть. Но Малем не прерывал. Слушал звуки, в которых совсем не было ни души, ни мастерства. Ел задумчиво, смотрел на лунный свет, пробивающийся через окошко. И внезапно, впервые за последние месяцы, ощутил себя дома.
— Хватит, Алек, — сказал он наконец. Алек отложил инструмент, поднял на него пронзительные глаза. — Ты голоден? — И, не дождавшись ответа, схватил со стола раковину и протянул ему.
Алек поднялся. Подошёл осторожно, сел рядом и аккуратно взял мидию в руки.
Малем понаблюдал за тем, как он открывает раковину, высасывает мякоть. Мелькнул красный широкий язык. За стеной ухнула сова.
— Что ты любишь? — спросил он, глядя на Алека.
— Из пищи, Ваше Величество?
— Да.
— Мне нравится всё кроме водорослей.
— Что ты любишь делать?
— Ваш брат разрешал мне тренироваться. Я любил это.
Малем тепло улыбнулся.
— Какое оружие ты предпочитаешь?
— Меч, Ваше Величество.
— У тебя есть свой?
— У меня есть целая комната мечей. Некоторые из них я ещё не успел опробовать.
— Если осмелишься выйти со мной на бой, разрешу тебе покидать дворец.
Алек посмотрел на него исподлобья. На короткий миг в этих волчьих глазах мелькнула прежняя дикость. Сердце Малема восторженно замерло. А потом замерло дыхание, потому что Алек выбил ему весь воздух из груди. Повалился стол, звучно разбился кувшин с вином.
Малем упал на спину, придавленный чужим весом, и тут же вскочил — не наложнику, двадцать лет проведшему за поэзией, побеждать ученика генерала.
Они сцепились, и лицо Алека, волчьи глаза его зло сияли под холодным светом луны.
Малем испытал горькое разочарование, почти истерический гнев, когда на шум в его покои ввалилась стража. Солдаты быстро скрутили Алека, поставили на колени.
— Ваше Величество!.. — начал было Гурек, но Малем прервал его.
— Вон! — крикнул он раздражённо. — Все вон! Оставь его!
— Ваше Величество, позвольте… — Гурек склонил стриженую голову. В него полетела чаша с вином. Стукнулась о мощную грудь, оставила брызги на одежде. Когда-то Гурек задирал его — неумелого королевского отпрыска, а теперь, после стольких лет, был предан всей душой.
— Я сказал, оставьте нас! — зарычал Малем. — Чем он меня убьёт? Руками?!
На лице Гурека было сомнение. Малем заглянул ему в глаза. «Оставь нас, — мысленно взмолился Малек. — Дай мне приручить тигра».
Гурек зло дёрнул уголком губ.
— Да, Ваше Величество.
Стража вышла за дверь, а Алек поднялся с колен. Он был высок. Малем засмотрелся и едва не пропустил удар.
В борьбе они свалились на пол, ломая всё, что попадалось на пути. Алек рычал, скаля белые зубы, бил его, своего повелителя, во всю силу. Малем не гнушался делать больно в ответ.
Когда он наконец опрокинул Алека на спину, немедля раскинул в стороны лёгкие ткани. Взгляд упёрся в мужской орган. Большой. Он никогда не видел таких больших, таких светлых. На миг Малем потерял контроль, и Алек вырвался из-под него, успел уползти немного, прежде чем Малем опрокинул наложника на живот. Навалился всем немалым весом, раскрыл себя, скользнул тут же в готовое, тёплое, узкое. Для него, под него готовое, скользкое. Застонал в шею.
Алек под ним успокоился, перестал бороться. Дышал тяжело. Малем кусал покрытые веснушками плечи. Вбивался в едва раскрытое нутро.
— Ты ужасно играешь, — зарычал на ухо, тут же изливаясь, выстонал своё наслаждение.
Алек запахнул ткани на груди, как ни в чём не бывало, помог ему привести себя в порядок, переодеться в шёлковые одежды для сна.
Оказавшись в постели, Малем притянул его к себе поверх, вдохнул тонкий запах пота, натянул, обворачивая вокруг пальца, длинную серьгу. Шепнул, едва перекрывая пение цикад:
— Сыграешь мне завтра.
— Вы сказали, я плохо играю. — На губах Алека обозначилась усмешка. Он наклонил голову, чтобы не натягивало мочку уха. Малем шумно поцеловал это ухо, оказавшееся так близко.
— Я тебя научу.
На следующий день, после всех обязательных визитов, после приёма министров, после посещения новой жены, уже третьей по счёту, из большого горного клана, он сам пришёл в покои Алека.
Тот курил трубку, вальяжно растёкшись по подушкам. Край цветастой ткани обнажил худое и крепкое плечо. С губ валил плотный белый дым. В ухо, вместо тяжёлой серьги из камней, была вдета серебряная цепочка, также спускавшаяся до ключиц. Он был восхитителен.
Малем отобрал у наложника трубку и принялся судорожно раздевать. Ему не хватило прошлой ночи. Весь день он был занят, но, как только освободился, мыслями сразу вернулся обратно. К волчьему взгляду. К узкой глубине. К большому органу, крепко стоящему от борьбы. Даже к серьге, соблазнительно огибающей плечо.
Алек мягко остановил его руки.
— Я не готов, Ваше Величество, — сказал он спокойно, не стесняясь смотреть в глаза.
Малем замер на пару мгновений, не сразу понял, что это значит.
— Почему? — спросил, хмуря брови.
— Сегодня благоприятный день… я полагал, Вы останетесь у супруги.
Малем сжал зубы.
— Будь готов каждый день, — сказал он, пересиливая ярость. И внезапно хмыкнул, поражённый идеей: — Покажи мне, как ты это делаешь.
Губы у Алека дёрнулись.
— Хорошо, — процедил он.
Наложник проводил его в соседнюю комнату. Там была набрана вода, лежали полотенца, масла, мази, краски. Пахло сандалом и чайным деревом. У большого зеркала лежала забытая книга. Стихи. Он читает здесь?
Алек подошёл к сундуку, на котором лежало хитрое приспособление. К чуть загнутой тонкой трубке был приделан кожаный мешок. Рядом лежал надрезанный лимон. Малем с мгновение тупо пялился на него.
— Сюда заливается вода с каплей лимонного сока и маслом. — Алек несмело провёл пальцами по мешку из желудка животного. Потом усмехнулся зло. — Вы хотите смотреть, Ваше Величество?
Малем проигнорировал вопрос. Его сковало острое, судорожное возбуждение. Он хотел увидеть. Хотел, но не был уверен, что его не возненавидят после.
— Для чего это?
— Чтобы было чисто.
— И это всё?
— Нет.
— Что ещё?
— После того, как я стану чистым, нужно сделать себя скользким. — Он остановился перед рядом фарфоровых банок. — Но я уже достаточно долго живу во дворце. Поэтому могу пропустить этот этап.
Малем подошёл к сундуку ближе. Внимательно оглядел устройство. Подумал внезапно о том, где оно бывало, и для чьего удобства предназначалось.
— Ты двадцать лет каждый день прочищал себя для него?
— Нет, — голос Алека звучал задавленно, — Ваш брат не настаивал на этом.
— Значит, это не обязательно?
— Нет.
— Тогда почему ты говоришь, что не готов? Ты отказываешь мне?
У Алека вновь дернулось лицо. Он прекрасно знал, чем может грозить непослушание королю.
— Я весь Ваш, Ваше Величество. — Поклонился, опуская ресницы. — Но я боялся, что Вы будете недовольны.
Малем приблизился к нему. Стал слышен слабый аромат табака и пота. В волчьих глазах прятался холодный, глубокий страх. Когда-то Алек смотрел на него совсем иначе. Он смотрел на него с тёплым весельем, с раздражением, со снисходительным вниманием. А в тот самый первый день — с мольбой. Малем в этот момент осознал: этот мужчина был сломлен и сломлен давно.
Он хотел бы напомнить Алеку, как яростно тот бросился в драку на своего господина, укорить этим, поиграть ещё, как играет кот с живущей под полом крысой. Но жалость съела азарт.