Он взял лицо Алека в ладони и поцеловал кислые от курения губы. Потом склонил над сундуком, пропихнул в тугое, негостеприимное. Алек схватился за край, толкнул локтем банку. Та скатилась, разбилась об пол, являя содержимое, разбрызгивая вокруг.
Малем склонился, чтобы взять на пальцы скользкое, нанёс на себя, и стало легче.
После он попросил Алека сыграть. Мелодия была не самой плохой. Но разве может быть хорошим вино в треснувшем сосуде?
Он спал с Алеком почти каждый день. Сам не знал, почему. Немолодой, неискусный ни в музыке, ни в слове, ни даже в танце, далеко не самый красивый в гареме. Малем брал его тихо со спины, или яростно — лицом к лицу. Иногда Алек вздыхал, прикрывая глаза, и тянулся к себе, двигал кулаком. Иногда у него даже твердело, как в тот первый раз. Иногда Малем мог услышать стон. Но его наложник — теперь уже его — никогда не заканчивал сам. После соития Малем обычно выскальзывал из его тела, ложился на плечо и смотрел вниз, на этот большой белый член, лежащий спокойно на бедре или же судорожно подёргивающийся на животе.
Однажды мысль ударила ему в голову. В тот день Малем учил Алека играть на инструменте. В процессе они соприкасались пальцами, посмеивались, шутили, глупо коверкали знаменитые мелодии. После Алек поцеловал его сам, сам раздел, сел сверху. У них ещё никогда так не было. И дело было не только в необычной позе. Алек стонал и выгибался на нём. Звенела длинная серьга. Бился о живот Малема толстый белый член. Бугрились на бёдрах стальные мускулы. Почувствовав приближение конца, Малем перевернул его на спину и кончил так сладко, что упал сверху, не вынимая, и долго лежал, уткнувшись в липкую шею. И та мысль обожгла его крапивным волосом. Обожгла раскалённой сталью. Битым стеклом.
— Ты никогда не заканчиваешь, — сказал он, приподнимаясь на локтях, чтобы видеть волчьи глаза. — Почему?
— Мужчине трудно выплеснуться от одного удовольствия…
— Ты не делал этого двадцать лет? — нахмурился Малем.
Волчьи глаза посмотрели на него с лёгким весельем. Приоткрылись розовые губы.
— Его Величество помогал мне, — сказал он наконец. — Иногда, если мне хочется, я делаю это один.
Малем побагровел.
— Выметайся, — приказал он, резко садясь на постели.
Он не ходил к Алеку несколько дней и к себе не звал тоже. Злился, стреляя белок. Злился, оплодотворяя жену. Злился, поедая любимые с детства лакомства. Даже накричал на матушку, когда та попыталась заставить его выпить лечебное вино. Он три дня не хотел видеть Алека и очень хотел одновременно. Потом почувствовал себя глупо: вспылил как ребёнок и из-за чего?
Малем впервые позвал его днём. Они сели играть в шахматы в беседке. Журчал ручей, пели птицы, ветер шелестел листьями деревьев. Пахло цветами, яблонями. Пахло брожением с кухни — он распорядился приготовить свинину на вине. Пахло маслом чайного дерева — от Алека. Алек был спокоен, но на него не смотрел. В ушах блестели большие золотые кольца. Длинный прямой нос был направлен вниз — к фигурам на доске. Кажется, Малем наконец нашёл то, в чём этот мужчина хорош.
— Мой брат подарил тебе это?
Алек посмотрел на него вопросительно, и Малем коснулся мочек ушей.
Алек медленно кивнул, словно боялся, что он вспылит. И было из-за чего. Брат обращался с Алеком куда лучше него. Дарил подарки и удовольствия. Сделал важной фигурой во дворце.
— Всё, что есть на мне, — подарки Его Величества.
Малем схватил его за руку, застывшую над доской.
— Чего ты хочешь? — спросил, заглядывая в волчьи глаза.
Алек скривил губы. На его лице ненадолго отразилась задумчивость.
— Я хочу вернуть своё имя.
Малем нахмурился. Он отпустил руку Алека и откинулся на подушки.
— Брат дал тебе другое имя, да?
Алек двинул фигурку из лунного камня по доске.
— Да, Ваше Величество.
— Как тебя зовут по-настоящему?
Губы Алека дрогнули в подобии улыбки.
— Скаард.
Имя дикаря.
— Хорошо, — сказал Малем. — Можешь называть себя как угодно. И все остальные пусть зовут тебя так. Скаард. Что это значит?
— Это значит «меч бога».
Малем весело хмыкнул.
Такого количества прекрасных мечей Малем не видел ни у генерала, что воспитывал его, ни у отца, имевшего склонность к любованию орудиями убийства. У Скаарда в покоях была целая отдельная комната под мечи. Каждый был торжественно закреплён на своём месте на стене. Сияли, словно новые, невероятных расцветок ножны. Малем мог бы поклясться, что ни на одном из них не было и пылинки. Он специально провёл рукой по одному — прямому, классическому, в украшенных драгоценными камнями ножнах. Гравировка оглашала приговор: «Алеку, моей вечной любви».
Малем сморщился. Он ощутил, как сердце в груди сдавило ничтожной, бескомпромиссной злобой. Любимый брат обскакал его и здесь. Он был первым по праву рождения. Он был первым в глазах отца. Он был первым мужчиной у Скаарда. Он был первым во всём. Даже в ухаживаниях и любви.
С досадой Малем отвернулся от насмешливых в своём великолепии мечей. Что он мог сделать такого, чтобы затмить в сердце Скаарда брата?
— Мне донесли, что ты был на рынке. — Малем не обвинял его, в конце концов, сам ведь и разрешил выходить в город, но голос всё равно звучал напряжённо.
Скаард стоял позади, с мягкой улыбкой оглядывая мечи, закреплённые у самого потолка. Те мечи, изогнутые по форме, выполненные в резкой грубой технике, — они были выкованы по чертежам с его родины. Он подошёл ближе, и выражение лица его сделалось загадочным, мечтательным почти. Малем не мог не последовать за ним. Фигура Скаарда была изящной, крепкой, статной. Он был высок, выше всех мужчин в этом дворце. Талию обнимал зелёный пояс-верёвка.
— Видите, Ваше Величество? — спросил он, указывая на мечи у потолка. — Какая жалкая подделка. Несомненно прекрасное изделие, Ваш народ умеет всё сделать красиво, а я не видал такой красоты, пока не оказался здесь… но сразитесь на этом мече… нет, просто возьмите в руки, и Вы ощутите разницу. Лучший кузнец прежнего короля два месяца пытался создать нечто, что бы походило на настоящий атрийский меч, и потерпел поражение. — Скаард повернулся к нему лицом, и оказалось, что Малем стоял слишком близко. Он рвано вздохнул, глядя в светлые глаза тигра. — У меня есть поддельные мечи моей Родины, — сказал Скаард спокойно, глядя ему в глаза. — У меня есть поддельная семья — этот гарем. У меня было поддельное имя. И поддельная свобода… В городе я чувствую себя иначе. Словно я действительно, как и раньше, просто воин, просто мужчина.
Блеснула печально длинная серьга из стекла. Малем отвлёкся на её ласковый шёпот, а потом посмотрел на губы Скаарда. Они были спокойны и красивы. На них с поцелуями падал свет заходящего солнца.
— Тебе понравилось? — спросил Малем севшим голосом. Волшебство момента окутало его мягкими нитями паутины — предвестником падения. Он стыдливо прочистил горло.
— Да, — просто ответил Скаард. — Я нашёл там кое-что для Вас.
— Для меня? — Малем удивлённо вскинул брови. Что простой наложник мог преподнести королю кроме своего общества?
Из рукава Скаард достал бархатный мешочек синего цвета и протянул Малему.
Заинтригованный, Малем потянул шнурок, ослабил горлышко и вытряхнул содержимое себе на ладонь. Скользнула по сознанию мысль: не яд ли там? Не отравленная ли игла? Но на раскрытую руку упала старая монета.
Малем улыбнулся невольно. В детстве он собирал такие. Находил, крал или выпытывал у дворцовых министров или родственников. Потом закапывал под деревом в саду. Один раз он показал свою добычу Скаарду, а тот лишь отмахнулся: «не до тебя». И всё же запомнил.
Монета был ржавой. Малем медленно повертел её на пальцах. Старый образец. Такие печатали при его прадеде.
— Хотите закопать её во дворе? — спросил Скаард.
Малем поднял на него глаза.
— Да, — сказал он, немного помедлив.
Они добрались до старого дворца, где он в детстве жил с матушкой и сестрой, к темноте. Стражников Малем оставил в отдалении, а сам провёл Скаарда к высокому забору, у которого раскинулся толстый кедр.