Ухватив меня двумя пальцами за подбородок, он вздернул его вверх и, глядя мне в глаза, спросил:
- Так ведь, гаденыш?
- Так, - нехотя пробормотал я.
- Дружба, сострадание и любовь косят молодежь хлеще, чем наркотики и выпивка, - хохотнул Огуз. – Вы что же, всерьез рассчитывали ее спасти?
Мы молчали. Он потешался над нами, смеялся в лицо, прекрасно понимая, что ни я, ни Квага уже никак не можем помешать их планам. Огуз явно относился к той категории людей, которые глумятся над слабыми, а сильным преданно «шестерят», выполняя любые их приказы и поручения в надежде на похвалу.
- Где вы их нашли? – спросил предводитель турок, убрав руку от моего лица.
- У девок, - отозвался смуглый. – Они зачем-то к ним в подвал поперлись, те верещать начали, ну, а мы это услышали и спустились посмотреть, из-за чего шум.
- Так вы еще и товар мой хотели украсть? – Огуз с неодобрением покосился на нас с Квагой. – Фига се вы дерзкие!
И снова мы ничего не сказали в ответ. Он скрипнул зубами, поняв, что разговор не клеится, и нетерпеливо воскликнул:
- Короче! Раз уж вы здесь, не стану лишать вас удовольствия наблюдать перенос вашей дражайшей Катеньки Гармашовой в Анкару. По счастливой случайности, тамошний наш клиент, Айдын, счел возможным заменить погибшую проститутку вашей юной спутницей. Более того, он даже пообещал заплатить сверху, если мы все-таки передадим ему вашу подружку.
- Я думал, она нужна вам, чтобы надавить на Гармашова! – вырвалось у меня.
Сердце бешено стучало в груди. Для Кати перенос в Анкару был равносилен долгой и мучительной смерти. Я представил, как жирный и потный турок прижимает к себе перепуганную девушку, и едва сдержал рвоту.
- Ха! – саркастически усмехнулся Огуз, победно глядя на нас сверху вниз. – Да на кой нам этот долбанный программист? Глупый, глупый мальчик! Пусть «Н-Транс» процветает, нам это только на руку, ведь, пока он процветает, мы за ширмой спокойно будем делать наши дела… И зачем вы ее скачали, а? – спросил он с неожиданной грустью. – Жили бы себе в своем городишке, никого не трогали, так нет же - надо было вам высунуться! И чего ради, спрашивается? Для чего?
- Это был научный эксперимент, - пробормотал Квага, пряча взгляд в пол.
- И чему же он вас научил? – сощурился турок.
- Что не надо совать нос, куда не надо, - буркнул я.
- Правильно! Правильно, черт побери! – воскликнул Огуз, нелепо всплеснув руками. – Но, к сожалению, поняли вы это слишком поздно. Как там в вашей дурацкой пословице? Хорошая мысля приходит опосля… Очень к месту!
Он потянулся к кобуре, когда из глубин зала внезапно раздался голос:
- Руки вверх, да так, чтобы я их видел!
Огуз от неожиданности замер; лишь глаза его бегали из стороны в сторону, пытаясь разглядеть говорившего. Из-за паллетов, бесшумно ступая, стали выходить вооруженные автоматами полицейские в полной амуниции. Они шустро окружили нас с турками и замерли, ожидая дальнейших приказов командира.
- Проверить каморку! – выйдя из укрытия, воскликнул высокий усач, судя по лычкам, капитан полиции. – И чтобы девочка не пострадала!
Двое автоматчиков живо нырнули в каморку и практически тут же вернулись: один подталкивал в спину Лопарева, а второй вел за собой нашу зеленоглазую спутницу, бережно обнимая ее за плечи свободной рукой.
- Катя! – воскликнул мужчина в белом плаще, появляясь из-за спины капитана.
- Папа! – просияла девушка и бросилась к отцу.
Они встретились в самой середине зала и сжали друг друга в объятьях. Я смотрел на Гармашова и видел, как в уголках зажмуренных глаз блестят слезы радости, которые в самые трогательные моменты невольно просачиваются наружу назло подспудному желанию мужчины не показывать окружающим свою слабость. Если бы программиста попросили описать чувства, которые переполняли его в тот чудесный миг, он бы наверняка вспомнил такие слова, как «счастье», «облегчение», «покой».
Но, несмотря на бесконечную радость от воссоединения с дочкой, у Константина Ивановича имелись еще другие дела, и потому Катю пришлось временно отпустить. Резко выпрямившись, глава «Н-Транса» быстрым шагом подошел к капитану полиции и замер рядом с ним. Взгляд Гармашова стал злым, колючим; он ненавидел всех, на кого сейчас смотрели стволы автоматов, и в особенности – предателя Лопарева.
- Гнида, - процедил Константин Иванович, сверля в мерзавце дырку за дыркой.
- Это, значит, и есть ваш Лопарев? – уточнил капитан полиции, глядя на поникшего программиста.
- Он самый, - отрывисто кивнул Гармашов.
- У них еще в подвале девушки заперты! – воскликнул я. – Они их там собрали для пересылки в Турцию!