Дула всех без исключения автоматов разом уставились на меня, отчего по спине тут же забегали назойливые мурашки. Мне сразу вспомнилась сценка, которую я представлял себе уже неоднократно – та самая, в которой полицейские врываются в Квагину квартирку и наставляют на нас стволы, а их главный объявляет, что мы по уши вляпались. И если раньше я не особо переживал, то теперь готов был душу дьяволу продать, лишь бы оказаться подальше от угрюмых копов и разгневанного отца, который, нахмурив брови, смотрел на меня из-за спин автоматчиков.
- А это еще кто? – спросил он, обращаясь то ли к капитану, то ли к Лопареву.
Поймав на себе вопросительный взгляд Кваги, я едва заметно кивнул и уже открыл было рот, чтобы начать свою исповедь, когда окружающую тишину внезапно взорвал тонкий девичий голос.
- Друзья.
Я своим ушам не поверил. Приподнявшись на цыпочках и вытянув шею, я удивленно уставился на нашу зеленоглазую проблему.
Катя стояла посреди зала, перекатываясь с носка на пятку. Капюшон Квагиной толстовки она отбросила назад, и потому светлое лицо девушки было хорошо видно всем присутствующим. Ее глаза снова блестели от слез, но на сей раз это были не те слезы, которые вынуждают тебя действовать вопреки обстоятельствам и здравому смыслу; эти, нынешние, уверяли:ты все сделал правильно.
Поймав мой взгляд, Катя улыбнулась мне – добродушно и непринужденно – и на всякий случай уточнила:
- Мои друзья, па.
* * *
Николай Трофимович сидел в кресле и смотрел по телевизору репортаж о пушкинской банде, которая занималась транспортировкой русских девушек в Турцию. Способ транспортировки почему-то не уточнялся; корреспондент, пробубнив свой текст и заверив зрителей, что «абсолютно все участники банды будут наказаны», передал слово метеорологу и спешно исчез с монитора.
Выключив бесполезный ящик, Николай Трофимович достал из кармана мобильный и отправил на один из номеров телефонной книги всего одно слово: «Конец». После он вытащил из трубки сим-карту и, подойдя к раскрытому окну, выкинул ее из квартиры.
- Во времена… - проворчал старик, проковыляв к своему моноблоку и щелкнув кнопку включения.
Первым делом Николай Трофимович сунулся в «Рупор», где не бывал ни разу за последние два дня. Едва программка открылась, в углу экрана появилось сообщение:
«Пользователь van_sem удалил вас из друзей».
Щелкнув на уведомление, Николай Трофимович обнаружил прощальный текст, которым Иван Семенович решил порадовать старого приятеля. Сообщение Гармашова-старшего гласило:
«Узнав подробности дела от моего сына, я вынужден сообщить вам, Николай Трофимович, что вы – форменный мерзавец, а сын ваш – негодяй и преступник. Открытие Бориса могло перевернуть мир, а он распорядился им так эгоистично и глупо! Но вы, надо думать, тертый калач, Николай Трофимович, и найдете способ избежать наказания… к сожалению.
Мне жаль, что я столько времени потратил на общение с вами.
И мне безмерно жаль, что из-за таких, как вы, страдает наука. Вы не даете ей осуществлять главную ее задачу – делать человеческую жизнь лучше. Вы – главный тормоз научного прогресса.
Прощайте.
P. S. Brûle dans l'enfer, le bouc.**»
- Кругом одни полиглоты… - пробормотал Николай Трофимович и, сняв очки, потер переносицу двумя пальцами.
Нужно было звонить адвокату.
Срочно.
** - в переводе с франц. «Гори в аду, козел»
КОНЕЦ