— Леди и джентльмены! — сказал Коудор-Джонс, и его голос раздался из всех громкоговорителей ипподрома. — Нас только что предупредили, что где-то на трибунах заложена бомба. Мы просим вас немедленно покинуть свои места и собраться на середине ипподрома, пока полиция будет обыскивать помещения.
Всеобщее оцепенение длилось не более секунды. Потом огромная толпа рекой хлынула по лестницам, из тоннелей, из всех дверей. Люди бежали, толкались, пихались, спеша скорее оказаться в безопасности на дальнем конце скаковой дорожки.
В барах валялись опрокинутые и разбитые в спешке бокалы. Очереди к тотализатору растаяли, точно по волшебству, и кассиры бросились следом. Распорядители оставляли свою ложу на самом верху трибун с достоинством, но быстро. Корреспонденты из ложи прессы бросились вниз рысцой, даже не задержавшись, чтобы позвонить в свои газеты. Редакторы в Сити могут и обождать полчасика. А бомба ждать не станет!
В здании ипподрома находились тысячи людей, но оно опустело меньше чем за пять минут. Внутри задержались очень немногие, и одним из них был Кевин Коудор-Джонс. Храбрости ему было не занимать, и майор счел своим долгом остаться на боевом посту.
Немногочисленная группка полицейских мало-помалу собралась у весовой. Каждый скрывал свой вполне естественный страх под маской уверенности. «Небось опять ложная тревога», — говорили они друг другу. Подобные сообщения всегда оказываются ложными. Ну, или почти всегда. Полицейский офицер взял на себя организацию поисков и посоветовал штатскому Коудор-Джонсу удалиться в безопасное место.
— Нет-нет! — сказал Коудор-Джонс. — Вы ищите бомбу, а я посмотрю, все ли вышли.
Он улыбнулся немного озабоченно — и решительно нырнул в весовую.
«Так, тут все чисто», — подумал он, заглянув в жокейскую душевую. В судейской ложе тоже никого, в комнате, где проявляются снимки фотофиниша, никого… Кухня, бойлерная, тотализатор, кабинеты, кладовые… Майор обегал здание за зданием. Он наизусть знал все укромные уголки, где мог застрять какой-нибудь глухой служащий или напившийся зритель.
Людей он не нашел. Бомбы тоже. Слегка запыхавшись, он вернулся на площадку перед весовой и стал дожидаться отчета полицейских, которые работали медленнее.
А блуждавший по ипподрому Трикси Уилкокс воплощал в жизнь свою гениальную, но плохо продуманную идею. Он, посмеиваясь, вспоминал, как изображал ирландца — пожалуй, из него вышел бы недурной актер! — и бегал по барам, набивая огромный пустой футляр от бинокля добычей. «Удивительно, как небрежны бывают люди в панике!» — хихикал он про себя.
Дважды он столкнулся с полисменами.
— Там все чисто, офицер! — уверенно заявлял он, указывая туда, откуда только что вышел. Полицейские оба раза окидывали небрежным взглядом коричневую шляпу, темный костюм и галстук в тон и принимали его за одного из служащих ипподрома.
И только оранжевые носки его подвели. Второй полисмен обернулся ему вслед, нахмурился, увидав апельсиновые полоски, мелькавшие из-под брюк, и неторопливо двинулся за ним.
— Эй!.. — окликнул он.
Трикси обернулся, увидел надвигающегося на него блюстителя порядка, не выдержал и задал стрекача. Да, Трикси Уилкокс был не слишком умен.
В четыре часа дня Коудор-Джонс передал по трансляции новое объявление:
— По всей видимости, сообщение о бомбе оказалось очередной ложной тревогой. Все могут занять свои места.
Публика хлынула обратно и первым делом устремилась в бары. Барменши вернулись за стойки и издали многоголосый вопль ужаса.
— Нас обокрали!
— Кто-то спер всю выручку!
— И чаевые выгребли!
В здании тотализатора кассиры застыли в шоке. Большая часть денег, полученных перед главной скачкой дня, попросту исчезла!
Анджелиза Ледвилл, не веря собственным глазам, уставилась на распотрошенную кассу. Бледная, дрожащая, она присоединилась к хору голосов:
— Деньги исчезли!
Коудор-Джонс принимал все новые доклады с видом полного отчаяния. Конечно, во время всеобщего поспешного исхода двери никто не запирал. И вообще никаких мер безопасности принято не было. Ипподром не был готов к подобной ситуации. И, несомненно, правление во всем обвинит его! Могут даже уволить…
В четыре тридцать майор с облегчением узнал от полиции, что они задержали одного человека и ждут от него объяснений, почему его футляр для бинокля был битком набит потрепанными банкнотами, на многих из которых были круглые следы от пивных кружек — бармены часто используют их вместо пресс-папье.
В понедельник утром угрюмый Трикси Уилкокс предстал перед магистратом и был отправлен в предварительное заключение сроком на семь дней. Его замечательная идея была, похоже, не такой уж свежей, и теперь ему светило отнюдь не девять месяцев.
Только одна мысль грела ему сердце. Все выходные полицейские тщетно пытались вытрясти из него ответ на волновавший их вопрос, но Трикси держал язык за зубами. Полиция желала знать, куда он дел большую часть добычи.
Но Трикси молчал.
В футляре от бинокля могла поместиться максимум десятая часть пропавших денег. Где остальные?
Трикси не отвечал.
Ему сулили смягчить приговор, если он скажет, куда спрятал деньги.
Трикси им не верил. Он только презрительно усмехался и качал головой. Трикси знал по опыту, что владельцу припрятанной крупной суммы в тюрьме живется куда приятнее. Его будут уважать. Обращаться с должным почтением. У него будет положение в тамошнем обществе. Отдать деньги? Нашли дурака!
В понедельник утром майор Коудор-Джонс явился на экстренное заседание правления с багровым лицом и покорно выслушал продолжительную гневную тираду Беллами. Да, охрана ипподрома действительно никуда не годится.
— Я вас предупреждал! — в десятый раз повторял Беллами, наливаясь самодовольством. — Я вас всех предупреждал! Нам нужны новые замки. Существуют специальные захлопывающиеся замки для касс тотализатора. Мне говорили, что таким образом можно запереть кассу за пять секунд — и деньги будут в целости и сохранности. Предлагаю немедленно установить такие замки на всем ипподроме!
Он воинственно оглядел сидящих за столом. Роскин только потупился и поджал губы. И Кингдом-Хилл проголосовал за то, чтобы запереть конюшню — когда лошадь уже сбежала.
В понедельник вечером Анджелиза Ледвилл налила себе двойную порцию джина, включила телевизор и уселась, задрав ноги повыше. Рядом с ней на диване лежала стопка надписанных конвертов с наклеенными марками. В каждом конверте лежал чек, избавляющий Анджелизу от одного из висящих над ней долгов. Она блаженно вздохнула. И подумала о том, что никогда не забудет ужаса и потрясения, которые вызвал у нее вид пустой кассы. И облегчения, которое она испытала, когда поняла, что обворовали всех, не только ее. Ведь она прекрасно знала, что в суматохе прихватила выручку одной из соседних касс. Согласитесь, глупо было бы воровать деньги из своей собственной кассы. Откуда ж ей было знать, что там побывает другой, более жадный вор! Так что воровать деньги из своей кассы было бы чистым безумием. А потом, в той кассе денег было куда больше…
В понедельник вечером Кевин Коудор-Джонс сидел в своей холостяцкой квартире и вспоминал второй обыск Кингдом-Хилла. В воскресенье полиция весь день шерстила ипподром, заглядывая во все дырки, но на этот раз не спеша, без страха. Ведь они искали не бомбу, а деньги. Коудор-Джонс добросовестно помогал им, но так ничего и не нашлось. Денежки канули.
— Должно быть, у этого Трикси был напарник, — мрачно сказал офицер полиции. — А что с ним сделаешь — молчит, зараза!
Коудор-Джонса все-таки не уволили. Он улыбнулся, вспоминая сумасшедшие предыдущие дни. Коудор-Джонс, человек импульсивный и безрассудно отважный, лучше всех сумел воспользоваться возможностью, предоставленной Трикси Уилкоксом.