— Если вы его не вернете, — гневно заявил Мельбурн Смит на прощание, — я отправлю всех своих лошадей во Францию!
Директор подумал о жене и детях, которые сейчас готовятся к празднику и будут так рады, когда он вернется. «Нет, — решительно подумал он, — в ближайшие два дня я не стану вспоминать об этом чертовом жеребчике!» Все равно остается только молиться о чуде.
— Что мне нужно, — сказал он вслух своему опустевшему и притихшему кабинету, — так это белая звездочка. Большая белая звездочка, которая вспыхнет в небе над конюшней и подаст знак: «Я тут. Приходи и забери меня».
«Господи, прости меня за богохульство!» — подумал директор. Было уже четыре часа, и он отправился домой.
В тот же день Джим и Виви Тернер сидели на кухне в своем деревенском доме, пили чай и читали газеты.
— Они его не найдут, верно же?. — спросил Джим. Виви покачала головой:
— Рыжий с белой звездочкой… да таких лошадей пруд пруди!
Их мысли обратились к породистому годовичку, стоящему под попоной в их ветхой конюшне на двадцать денников. Прошло уже пять недель с тех пор, как они его украли, и прошедшее время вселило в них ощущение безопасности.
— К тому же эти газеты вышли уже два дня назад, а ничего не случилось, — сказала Виви.
Ободрённый Джим Тернер кивнул. Он на такое никогда бы не решился, если бы не Виви. Это Виви сказала, что для того, чтобы сделать карьеру тренера, ему необходима хотя бы одна действительно хорошая лошадь. Надо смотреть правде в глаза: никто не доверит такую лошадь бывшему жокею-стиплеру, недавно вышедшему в отставку. Который к тому же был весьма средним жокеем и дважды отстранялся от скачек за взятки.
Впрочем, дважды — это не так уж много, поскольку Джим Тернер готов был принять взятку от любого, кто предложит. Он сам предпочел бы сделаться главным конюхом в крупной конюшне. Уж там-то взятки только что на земле не валяются — знай только успевай собирать! Но Виви хотела быть женой тренера, а не главного конюха. А Джим привык слушаться жену — надо отдать ей должное, котелок у нее варит.
Именно хитроумная Виви придумала, как можно украсть первоклассного годовика с аукциона. И именно Виви, словно настоящая леди Макбет, подзуживала Джима, когда он колебался. Именно она подменила лошадь, стоявшую в деннике номер 189. Виви вывела аристократа, а Джим поставил на его место подменыша.
Это Виви решила, что надо использовать незарегистрированного полукровку, и купила такого за сущие гроши на живодерне. Подходящий жеребенок на аукционе непременно найдется — рыжий с белой звездочкой, таких действительно пруд пруди. Они сменяют его на кого-нибудь, кто будет следующим по каталогу. И действительно; номер 189 подошел идеально.
Виви рассчитала все заранее. Весной она отправит Джима на север со всеми их сбережениями, чтобы купить по дешевке чистокровного двухлетку, рыжего с белой звездочкой, который будет хотя бы выглядеть сносно. Потом надо будет заполнить сертификат на нового жеребчика, который соответствовал бы его зарегистрированному сертификату жеребенка. И у тренера Джима Тернера будет на конюшне рыжий жеребчик с белой звездочкой, проверенный и зарегистрированный, кото-рого можно будет выставлять на скачки.
Джим с Виви прекрасно знали, что, вырастая, жеребята меняются не меньше, чем мальчики, которые становятся мужчинами, так что вряд ли кто-нибудь признает аристократа по внешнему виду. Директор это тоже знал. Жеребчик сможет выступать под своим новым именем, и никто ни о чем не догадается. Виви была уверена, что все будет прекрасно. Она не учитывала только упрямства директора. Тот уже прикидывал, что в ближайшие несколько лет придется время от времени выборочно проверять рыжих жеребчиков с белыми звездочками.
— Летом надо будет подновить конюшню, — сказала Виви. — Покрасить малость. Расставить кадки с цветами. Тогда к осени, когда жеребчик начнет выигрывать и на нас обратят внимание, у нас будет приличная конюшня, где любой владелец согласится держать своих лошадей.
Джим кивнул. Виви знает, что делает. Виви у него действительно умница.
— Ты пробьешься наверх, Джим Тернер, и эти самодовольные коровищи, тренерские женушки, больше не смогут смотреть на нас свысока!
От черного хода внезапно донесся металлический звон. Джим с женой, встревоженные, вскочили и выбежали на улицу.
У крыльца стоял оборванный, чумазый человек и рылся в отбросах в мусорном баке. Он, собственно, уже собирался уходить.
— Бродяга! — возмущенно воскликнула Виви. — Ворует наш мусор!
— Убирайся! — рявкнул Джим, надвигаясь на незваного гостя. — Пшел отсюда!
Бродяга медленно отступил на несколько шагов. Джим Тернер нырнул в кухню и вернулся с дробовиком, из которого стрелял кроликов.
— Пшел отсюда! — крикнул он, прицелившись в бродягу. — Убирайся и больше не приходи, понял? Мне тут всякая рвань вроде тебя ни к чему! А ну, катись!
Бродяга медленно удалился в сторону дороги. И Тернеры, весьма довольные собой, вернулись на теплую кухню.
Владелец земли весь день жалел о том, что сделал утром. Он запоздало сообразил, что в такую погоду не годится выставлять человека из дому, даже если этот дом — всего лишь нора на склоне холма.
Когда они с муниципалитетчиками разнесли жалкую хижину, в развалинах обнаружился пакет, набитый окурками. Владелец не отличался богатым воображением, но даже до него дошло, что он отобрал у бродяги все, что у того было, — и дом, и элементарные удовольствия… Владелец смотрел на хмурое небо, и ему было не по себе.
Весь день он обходил свои угодья, отчасти затем, чтобы найти бродягу. Совесть его была неспокойна. И наконец он не без удивления увидел того самого бродягу, шагающего ему навстречу по одной из дорог, идущих вдоль границы поместья.
Бродяга брел медленно. И он был не один. За ним, так же неторопливо, шагал конь.
Бродяга остановился. Конь тоже. Бродяга протянул коню на грязной ладони кубик комбикорма, и конь взял и сжевал его.
Владелец земли изумленно уставился на эту парочку: чумазый бродяга и ухоженный конь в чистой попоне.
— Где ты его взял? — спросил владелец, указывая на лошадь.
— Нашел. На дороге.
Голос бродяги был хриплым от долгого молчания, но слова звучали вполне отчетливо. Впрочем, бродяга соврал.
— Послушай, — неловко начал владелец, — если хочешь, можешь отстроить свою хижину. Останься тут на несколько дней. Хочешь?
Бродяга поразмыслил — и покачал головой. Оставаться было нельзя, из-за коня. Он освободил коня из конюшни и взял с собой. За это его сочтут вором и арестуют. А он с детства инстинктивно избегал всех общественных учреждений — сперва детских домов, потом — армии… Ему претили даже стены ночлежки, а уж тем более — тюремной камеры. Голод, холод и свобода — сколько угодно. Тепло, кормежка и запертая дверь — ни за что!
Он повернул прочь, сделав знак владельцу взять коня. Тот почти машинально взялся за недоуздок.
— Погоди, — сказал он. — Слушай… на, возьми.
Он достал из кармана пачку сигарет и протянул их бродяге.
— Возьми, пожалуйста.
Бродяга, поколебавшись, вернулся и принял дар. Кивнул, признавая факт обмена. Потом снова повернулся и зашагал прочь. Давно собиравшийся снег начал падать крупными хлопьями, скрывая удаляющуюся фигуру, тающую в надвигающейся тьме.
«И куда же он пойдет?» — с беспокойством подумал владелец. А бродяга спокойно размышлял, что придется идти всю ночь сквозь метель, чтобы не замерзнуть, а утром можно будет найти убежище и позавтракать тем, что выбрасывают другие люди, как обычно. Прежний гнев бродяги излился на Джима Тернера и выгорел. Теперь, поглощая милю за милей, он испытывал лишь одно чувство — привычное, всепоглощающее стремление к одиночеству.