— Но ведь ты же сам говорил…
— Да, конечно, но ведь надо же соображать!
Тетрадь, в которой Полина Кинсер записывала предварительные заказы, лежала раскрытой тут же на столе. Деннис, взглянув на нее, спросил:
— А который заказ был его?
— Вот этот, — указала тетушка. — Он стоял первым на вчерашний вечер. Уильямс, столик на четверых, на восемь часов. Ну и номер его телефона — все как положено.
Деннис Кинсер заглянул в тетрадь — и похолодел. Он знал этот номер! Деннис не поверил своим глазам — он просто не хотел им верить. Он судорожно рванул к себе телефон тетушки, набрал номер и услышал в трубке женский голос:
— Доброе утро, «Голос Котсволда» слушает. Деннис Кинсер, запинаясь, попросил соединить его со спортивным корреспондентом. Тот, по обыкновению, сидел, развалившись, в своем кресле и чистил ногти.
— Уильямс? — переспросил корреспондент. — А как же. Конечно, знаю. Это наш бывший редактор. На редкость толковый мужик, хотя ему-то я этого, конечно, не говорил. За статьи про ваши синдикаты и все прочее ему спасибо скажите. Это он меня к вам отправил, в тот день, когда мы вас фотографировали для иллюстраций. А зачем он вам понадобился?
— Я… э-э… я просто хотел узнать…
Язык у Денниса Кинсера ворочался с трудом.
— Смотрите, не вставайте ему поперек дороги! — торжественно предостерег корреспондент. — Он только кажется мелким и безобидным, а если его разозлить, он хуже гремучей змеи!
Голова у Кинсера пошла кругом. Он сглотнул и попросил соединить его с корреспондентом, ведущим колонку гурмана. С тем самым, который так расхвалил заведение тети Полины, благодаря чему оно стало пользоваться бешеным успехом.
— Уильямс? Хороший был человек. Заставлял меня печатать редкие рецепты. А нынешний редактор помешан на чипсах и кетчупе. Билл Уильямс спросил меня — не знаю, может, он шутил, — не знаю ли я такого места, куда можно пригласить троих деловых людей на обед, от которого зависит все его будущее. Ну, я и назвал ресторан вашей тетушки. Он прямо от меня и позвонил туда.
Деннис Кинсер повесил трубку. В голове у него, точно мантра, крутилось одно: «О господи! О господи!»
— В чем дело? — поинтересовалась тетушка. — Ты что-то такой бледный…
— Этот человек, Уильямс… — проговорил Кинсер придушенным голосом. — Ты перед ним хоть как-нибудь извинилась?
Полина Кинсер задумчиво наморщила лоб.
— Ну… я предложила ему кофе…
— Кофе!!! А извиниться? А вернуть деньги? А угостить лучшим паштетом века?
Озадаченная тетушка покачала головой:
— Нет, я просто предложила ему кофе.
— Дура старая! — заорал перепуганный племянник. — Бестолковая старая клуша! Да этот мужик нас обоих разорит! Он в газеты пишет! И я ему обязан… я ему очень обязан! А за вчерашнее он нас разорит непременно!
— Это все ты виноват, — упрямо повторила тетушка. — Это ведь ты сказал не принимать лодок!
В тот же день в Лондоне проходило ежемесячное деловое совещание «Агентства новостей „Львиное сердце“. На совещании присутствовали три грызущихся между собой владельца агентства, менеджеры многочисленных газет и журналов, принадлежащих агентству, и разношерстные финансовые советники. Редакторов и журналистов на эти совещания никогда не приглашали: для миссис Робин Доукинс, исполнявшей обязанности председателя, журналисты были всего лишь наемными работниками, недостойными права голоса.
Им срочно был нужен новый редактор для «Ежедневного трубадура» — уже четвертый по счету. Миссис Доукинс говорила об этом так, словно собиралась нанять нового дворецкого. Если он будет знать свое место и, так сказать, держать столовое серебро в порядке, она готова закрыть глаза на его привычку глушить портвейн после обеда. Встревоженные менеджеры пытались тактично намекнуть, что именно пристрастие нынешнего редактора к портвейну и составляет три четверти проблемы.
Руссель Модсли решительно заявил, что Авессалом Уильямс, бывший редактор «Голоса Котсволда», на которого они поначалу рассчитывали, теперь отпадает. Ф. Гарольд Филд заявил еще энергичнее, что Авессалом Уильямс в свои тридцать три года слишком молод, имеет слишком много ученых степеней и не способен настоять на своем.
Кое-кто из менеджеров затаил дыхание, и не в последнюю очередь — толковая, но не имеющая возможности свободно развернуться женщина из «Ежедневного трубадура». Они по опыту знали, что, если Филд и Модели выступают «против» чего-то, миссис Робин Доукинс немедленно выступит «за». Как держатель самого крупного пакета акций, она будет настаивать на своем, и мужчины пожмут плечами и сдадутся.
Менеджер «Ежедневного трубадура» знала, что большинство хороших редакторов достигают расцвета именно в тридцать с небольшим. Что талант редактора — так же, как талант дирижера: либо он есть, либо его нет. Менеджер выслушала мистера Филда, жалующегося миссис Доукинс, что этот Уильямс даже писать не умеет, потом прочла отрывок одной из статей, которые мистер Филд размножил на ксероксе и под шумок раздал всем присутствующим, и поняла, что этот Уильямс — несомненно, талант. Писать не умеет? Да это же на диссертацию тянет!
Она подняла глаза и увидела, что Ф. Гарольд Филд смотрит на нее. Он улыбнулся. «Он все-таки хочет этого Авессалома в редакторы!» — подумала менеджер.
А тем временем гнев Денниса Кинсера против тетушки постепенно усиливался, как ожоги от горчичного газа. Он сидел, поставив локти на стол и держась за голову, и лихорадочно соображал, как в случае чего выбираться из пучины долгов.
— Это ведь ты сказал не принимать лодок! — занудно повторяла тетушка.
— Заткнись!
— Но…
— В жопу лодки! — рявкнул Деннис Кинсер. И его тетушка, облаченная в халат, переливающийся синим, серебром и царственным пурпуром, оскорбленно удалилась поплакать в крошечную гостиную, где стояло все, что она вывезла из своего старого дома. Все остальное она отдала Деннису. Она не могла вынести его гнева. Она не любила лошадей. Она возненавидела этого проклятого туриста с лодки.
Все грандиозные планы Денниса Кинсера строились на том, что ресторан «На стрежне» будет процветать и пользоваться успехом. Невзирая на восхваления спортивного корреспондента, предложений, поступивших от синдикатов любителей нажиться, не вставая с дивана, не хватило бы даже на то, чтобы заполнить один ряд денников, не говоря уже обо всей замечательной конюшне, которую он арендовал. Чтобы заставить отделение, выдающее тренерские лицензии, поверить, что у него имеется дюжина лошадей — минимум, необходимый для того, чтобы получить лицензию, — пришлось взять к себе нескольких ветеранов, давным-давно вышедших на пенсию, и еще нескольких попросту выдумать. А Деннис к тому же в припадке свойственной ему спеси пообещал спонсировать двухмильную барьерную скачку на соревнованиях в Марлборо — Кубок Кинсера. Слава придет! Богатые владельцы проникнутся. Они будут обедать в его ресторане и наперебой посылать к нему своих лошадей. Слава и деньги притягивают новую славу и новые деньги. Ему уже случалось видеть такое. И у него, Денниса Кинсера, будет и то, и другое.
Вся беда была в том, что Кинсер слишком торопился. В это самое утро он разослал сообщения во все газеты, которые хоть немного интересовались скачками. Приглашения, адресованные всем влиятельным журналистам, уже отправлены, и отозвать их невозможно. Получается, что он будет кричать: «Смотрите, какой я замечательный!», а этот Уильямс, эта гремучая змея, разъезжающая на лодке, возьмет и напишет: «Смотрите, смотрите, какой мошенник!» И все приглашенные журналисты будут издеваться над ним вместо того, чтобы им восхищаться.
Деннис Кинсер застонал вслух.
На следующий день Билл (Авессалом Элвис и т.д.) Уильямс купил номер «Голоса Котсволда». Прочтя заголовки на первой странице, он поморщился. И морщился вплоть до последней.
На спортивной странице его спортивный корреспондент, чьи владения ныне ужались вдвое, извещал всех читателей, что их старый знакомый, тренер, создающий синдикаты, организует скачку, которая состоится в следующую субботу в Марлборо. «Приезжайте! — призывала заметка. — Кинсер умеет выигрывать!»