— Сколько вы возьмете за то, чтобы не публиковать эту статью? — с горечью бросил он Биллу Уильямсу.
— Вы что думаете, я шантажист? — удивился Уильямс.
— Хотите лошадь? Берите! — в отчаянии выдохнул Кинсер.
— Лошадь, между прочим, не ваша, и отдать ее вы не можете, — заметил Уильямс.
— А что тогда? Деньги? Только не ресторан! — В голосе Кинсера слышалась нарастающая паника. — Только не это! Вы не можете…
Билл Уильямс понял, что Кинсер испугался по-настоящему, и почувствовал, что отмщен.
— Я приму, — медленно произнес он, — я приму извинения. И вы вернете мне деньги. И еще в вашем баре должна висеть табличка, где будет сказано, что туристов с лодок всегда рады принять, особенно если они заказали столик заранее. То же самое должно быть напечатано в меню.
Деннис Кинсер поморгал, сглотнул, поколебался, стиснул зубы и наконец кивнул. Ему это не нравилось — он терпеть не мог проигрывать, — но компромисс лучше разорения.
Ф.Гарольд Филд отобрал у Кинсера листок бумаги и торжественно порвал его в клочки.
И сказал Биллу Уильямсу:
— Встретимся в понедельник, в моем кабинете в «Трубадуре».
КОШМАР
Рассказ «Кошмар» заказала мне газета «Тайме» в апреле 1974 года. «Три тысячи слов, пожалуйста».
Действие рассказа происходит в США. Здесь рассказывается, как украсть ценную племенную кобылу с неродившимся жеребенком.
Пожалуйста, не делайте этого!
После гибели отца Мартин Ретцов на три года забросил свое излюбленное ремесло. Без партнера работать нельзя, а такого опытного партнера, каким был его отец, найти не так-то просто. Мартин Ретцов заглянул в свою чековую книжку, подсчитал сбережения и решил, что надо найти себе какую-нибудь непыльную работенку, которая позволила бы ему разъезжать по стране, выжидая, пока жизнь подбросит подходящую замену.
День езды на поезде позволил Мартину удалиться на значительное расстояние от тех мест, с которыми были связаны столь жуткие воспоминания. Но воспоминания преследовали его, неотвязные, как дурная привычка. Его приняли торговым агентом в фирму «Корма для чистокровных лошадей, Инк.», вначале с месячным испытательным сроком, а потом, когда он проехался по округу, оставляя за собой крупные заказы, и на постоянную работу. Мартин Ретцов спокойно крутил баранку машины, принадлежащей компании, беспечно колесил по своим новым владениям, посещал конефермы и конюшни и убеждал их владельцев, что, даже если комбикорма его фирмы и не лучше прочих, они, во всяком случае, ничем не хуже.
Клиенты фирмы видели перед собой крупного мужчину под сорок, с обветренным, мрачноватым лицом, имевшего обыкновение щурить глаза, так что виднелись только узкие щелочки, обрамленные темными ресницами. Он отнюдь не лучился дружелюбием и искренностью, свойственными обычно торговым агентам, и в голосе его не было ни капли меда. Но владельцы все же пожимали ему руку и доставали ручки и чековые книжки — единственно потому, что Мартин Ретцов на редкость хорошо разбирался в лошадях. Он оценивал любую лошадь с первого взгляда, небрежно раздавал полезные советы и денег за них не брал, хотя они того стоили.
«Пожалуй, эту лошадь стоит перековать», — бросал он мимоходом. Или: «А вы не пробовали делать инъекции витамина В12? Это укрепляет кости». И в следующий раз его уже встречали, точно старого друга.
Мартин Ретцов процветал.
И все же ему было плохо. Он не знал покоя во сне. Заснув, он каждый раз пробуждался от кошмара — в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем. Кошмар был один и тот же, с вариациями на тему безвременной насильственной смерти отца Мартина. Иногда Мартин видел во сне лицо. Оно было мертвым, но продолжало говорить, и изо рта хлестала кровь. Иногда он видел колесо — огромное толстое колесо с острыми шипами на шине, вдавливающееся в мягкий беззащитный живот.
Иногда он сам был своим отцом. Он скользил и падал под колеса нагруженного фургона для перевозки лошадей, и жизнь покидала его в мучительном взрыве агонии. Иногда — не так часто — Мартин видел другого человека, который там был, — грубого человека в темной форме. Человек холодно смотрел сверху вниз на его умирающего отца, не испытывая жалости и не произнося ни слова утешения.
Каждое утро Мартин Ретцов устало вставал под душ, растирая затекшее тело и жалея, что нельзя так же просто смыть всю дрянь со своего подсознания. Каждый день, садясь в машину, он стряхивал с себя ночные кошмары и смотрел в будущее. Он видел рождающихся жеребят, смотрел, как они растут, прослеживал их судьбу до аукционов и дальше. Мартин лучше самих тренеров знал родословную, историю, карьеру и судьбу любой из лошадей, которых он снабжал комбикормом.
За три года он завязал множество знакомств, но друзей не завел — последнее было ему несвойственно. Он знал каждую лошадь в округе и сотни тех, которые были проданы в другие штаты. Он считался самым толковым агентом в своей компании. И даже кошмары в последнее время стали мучить его все реже.
Однажды вечером — дело было ранней весной — Мартин подобрал Джонни Дьюка. Высокий и тощий белобрысый парнишка, на вид лет двадцати, в линялых джинсах и старой кожаной куртке, с брезентовым рюкзачком с вещичками, голосовал на дороге. Мартин Ретцов был в общительном настроении. Он решил, что это студент на каникулах, остановился и согласился подвезти парня до следующего города, миль за сорок.
— Я тебя нигде раньше видеть не мог? — озадаченно спросил Мартин, когда парень устроился на переднем сиденье рядом с ним.
— Да нет, навряд ли.
— Да? — Мартин поразмыслил. — А, ну как же! Видел я тебя. Пару дней тому назад. Только вот не припомню где.
Парень ответил не сразу. Наконец сказал:
— Я довольно часто мотаюсь по этой дороге. Наверно, вы видели, как я ловил машину.
Мартин Ретцов закивал:
— Вот-вот! Теперь вспомнил.
Он расслабился и поудобнее устроился на сиденье, радуясь, что разгадал эту маленькую тайну. Мартин не любил загадок.
— Там я тебя и видел. На дороге. И даже не раз. Парень коротко кивнул и заметил, что это хорошо,
что Мартин остановился, — он торопится на свидание с девушкой.
— Я редко подбираю кого-то на дороге, — заметил Мартин, а про себя с усмешкой подумал, что, должно быть, размяк за три года спокойной жизни.
Они в дружеском молчании проехали миль пять. Мимо проносились левады процветающих конеферм, обнесенные белыми оградами. Мартин Ретцов мельком бросал взгляд на табунки лошадей, щиплющих молодую весеннюю травку, но держал свои мысли при себе.
И вдруг заговорил Джонни Дьюк:
— Интересно, почему чистокровки никогда не бывают пегими?
— А ты что, в лошадях разбираешься? — удивился Мартин Ретцов.
— Я среди них вырос.
Мартин Ретцов спросил, откуда же он, но парень сказал только, что у него дома были неприятности, он оттуда слинял и говорить об этом ему не хочется. Мартин Ретцов улыбнулся. Высадил Джонни в следующем городке и поехал дальше по своим делам. Но когда Мартин остановился на заправку, улыбка его исчезла так же стремительно, как инвесторы в период кризиса.
Джонни Дьюк спер у него бумажник. Ретцов держал бумажник во внутреннем кармане пиджака, а поскольку обогреватель работал на совесть и в машине было жарко, пиджак валялся на заднем сиденье. Мартин вспомнил, как Джонни бросил свой рюкзачок на пол за спинкой переднего сиденья и как он его оттуда доставал. Обветренное лицо Ретцова сделалось жестким. Его клиенты, пожалуй, сейчас немало удивились бы — таким они его никогда не видели. Глаза сузились и заблестели холодными осколками льда. Деньги ерунда, да и немного там было денег, но сопляк уязвил самоуважение Мартина!
Несколько дней Мартин мотался по округе, разыскивая Джонни. Он припоминал подробности. Как парень замялся, когда Мартин сказал, что видел его раньше. Как отказался сказать, откуда он родом. Как ловко он нашел и вытащил бумажник. Мартин Ретцов искал его в течение двух недель, но безуспешно и наконец смирился с фактом, что парень, видимо, свалил в другой округ, где его не ищут разъяренные жертвы его фокусов.