На военной службе Коудор-Джонс был офицером импульсивным, безрассудно отважным и беспечным, что не позволило ему сделаться полковником. Человеком он был ленивым и дружелюбным, а директором — чересчур мягким.
Собрание, имевшее место быть в пятницу, как всегда, не замедлило перерасти в скандал.
— Главное — обеспечить безопасность! — твердил Беллами. — Этим необходимо заняться срочно. Сегодня же!
Худой и остролицый Беллами агрессивно оглядел сидящих за столом, и Роскин, как обычно, возразил ему своим протяжным, небрежным тоном:
— Дорогой мой Беллами, безопасность стоит денег! Роскин говорил так снисходительно именно потому, что знал, как Беллами это бесит. Беллами потемнел лицом от ярости, и безопасность на ипподроме, как и многое другое, стала жертвой личной распри.
— Нужно установить высокие перегородки, дополнительные замки на всех внутренних дверях и удвоить число полицейских! И заняться этим нужно немедленно! — настаивал Беллами.
— Дорогой мой Беллами, ипподромная публика вовсе не склонна к буйству!
Коудор-Джонс застонал про себя. Процесс ежедневного обхода ипподрома в дни, когда не было скачек, и так представлялся майору чрезвычайно нудной обязанностью, и он не слишком строго соблюдал даже те меры безопасности, которые уже существовали. Высокие перегородки между секциями означали необходимость лишний раз обходить их, вместо того чтобы попросту перелезть через барьер. Новые замки — значит, новые ключи, лишняя трата времени, лишние хлопоты… И все это — лишь затем, чтобы помешать немногочисленным нахалам, которые норовят пробраться с дешевых мест на более дорогие! Нет, Коудор-Джонса куда больше устраивало нынешнее положение вещей.
Вокруг бушевали страсти. Шум нарастал. Коудор-Джонс выждал, когда наступит относительное затишье, и вежливо хашлянул.
Распаленные сторонники Беллами и ехидничающие сторонники Роскина с надеждой обернулись к нему. Коудор-Джонс был их обычным третейским судьей, и они привыкли соглашаться с ним — кроме тех случаев, когда его решение бывало действительно толковым.
Тогда обе партии высказывались против него, досадуя, что не додумались до этого сами.
— Боюсь, новые меры безопасности повлекут за собой много лишней работы для персонала ипподрома, — робко начал майор. — Возможно, придется даже нанять пару новых служащих… Помимо крупной первоначальной суммы, потребуются довольно большие постоянные расходы на поддержание всего этого в порядке… И потом… э-э… ну что такого может случиться на ипподроме?
Эта вкрадчивая реплика маслом разлилась по бушующим волнам страстей и успокоила их ровно настолько, чтобы расходившиеся соперники могли начать отступление, не теряя лица.
— Да, насчет персонала вы правы, — неохотно признал Беллами. Двое лишних служащих обойдутся куда дороже дюжины замков. Ипподром действительно не мог позволить себе таких расходов. — Но я настаиваю на том, что нам давно следует позаботиться об усилении охраны!
Коудор-Джонс, вообще склонный к беспечности, подумал, что это лишнее. До сих пор ничего ведь не случилось — почему же что-то должно случиться в будущем?
Правление поворчало еще с полчаса и так ничего и не решило.
В пятницу днем Трикси Уилкокс отправился на скачки, стащив из их лучшего чайника половину денег, отложенных женой на выходные. Трикси собирался провести предварительную разведку. Бродя по ипподрому и жадно глядя по сторонам, он потихоньку хихикал. Пару раз ему пришло на ум, что попытка штурмовать ипподром в одиночку имеет свои минусы: какие-нибудь серьезные парни уж, наверное, рассчитали бы время по секундам и все предусмотрели. Но Трикси был одиночка и всегда избегал всяческих преступных сообществ — ему казалось, что это чересчур похоже на обычную службу: вечно тобой командуют, только еще и пенсия на старости лет не светит.
Он пропустил по пинте пива в разных барах и сделал несколько мелких ставок на тотализаторе. Полюбовался лошадьми в паддоке, выделил жокеев, которых ему случалось видеть по телевизору. Посмотрел скачки. И в конце дня, забрав свои скромные выигрыши, которые, однако, позволили ему с лихвой окупить расходы, отбыл домой, по-прежнему хихикая.
В ту пятницу Анджелиза Ледвилл продала два тотализаторных билетика Трикси Уилкоксу и еще сотни билетиков другим людям, которых она тоже не знала. Мысли Анджелизы были заняты не работой, а угрожающей кучкой счетов дома на полке. Когда Анджелиза отпраздновала свой пятидесятый день рождения, судьба начала делать ей гадости. Анджелиза лишилась красоты, по вине забот, и мужа, по вине блондинки. Брошенная, разведенная, бездетная, она тем не менее вполне приспособилась бы к одинокой жизни, если бы не навалившаяся бедность. Природный оптимизм и чувство юмора постепенно иссякали в бесплодных усилиях свести концы с концами.
Анджелиза Ледвилл с завистью смотрела на деньги, которые совали ей в окошечко. Каждый день через ее руки проходили пачки денег. Сотая доля того, что публика каждый день проигрывает на тотализаторе, разрешила бы все ее проблемы! Но Анджелизу всю жизнь приучали к честности. К тому же с тотализатора не украдешь. После каждой скачки выручку немедленно собирают и пересчитывают. Так что воровство тут же раскроется… Анджелиза вздохнула и попыталась смириться с тем, что ей вот-вот должны отключить телефон.
В субботу утром Трикси Уилкокс оделся чрезвычайно тщательно. Это было необходимо для предстоявшего ему дела. Если бы жена Трикси не расставляла в тот момент консервированные бобы по полкам супермаркета, она могла бы подсказать ему, что не стоит надевать апельсиново-оранжевые носки. В зеркале, висящем у кровати, Трикси мог видеть себя только до колен и потому был уверен, что темный костюм, галстук в тон и коричневая фетровая шляпа придают ему вид настоящего джентльмена, отправляющегося на скачки. Он даже без особых сожалений укоротил на пару дюймов свою шевелюру и сбрил пышные усы. Повесил на плечо здоровенный футляр от бинокля, одобрительно ухмыльнулся своему отражению в зеркале и отправился на поезд до Кингдом-Хилла.
На ипподроме майор Кевин Коудор-Джонс совершал свой ежедневный обход, как обычно, без особого усердия. Его небрежное руководство привело к тому, что полицейские, которые должны были нести охрану во время скачек, прибыли на полчаса позже и в недостаточном количестве; кроме того, в типографии заказали слишком мало программок.
— А, не беда! — махнул рукой беспечный майор. Миссис Анджелиза Ледвилл ехала на ипподром в автобусе, принадлежащем тотализатору, вместе с еще пятьюдесятью коллегами. Она смотрела в окно на проплывающие мимо пригороды и угрюмо размышляла о ценах на электричество.
В субботу днем, в два тридцать, Анджелиза была целиком поглощена обычной выдачей билетиков и приемом денег. Она сосредоточилась на работе и потому чувствовала себя сравнительно счастливой. Приготовила свою кассу к скачке в три часа — главному событию дня. Скоро у окошечек выстроятся длиннющие очереди. А Анджелиза привыкла обслуживать клиентов быстро и аккуратно — она гордилась своим мастерством.
В два пятьдесят пять Коудор-Джонс сидел в своем кабинете рядом с весовой и пытался разобраться с путаницей в оплате разнорабочих. В два пятьдесят семь телефон, стоявший у самого локтя Коудор-Джонса, зазвонил — в двадцатый раз за день, — и майор снял трубку, продолжая размышлять о спорном вопросе: сколько следует платить в час служащим, выравнивающим взрытый дерн после скачек?
— Коудор-Джонс! — машинально сказал он. Человек с ирландским акцентом что-то тихо проговорил в трубку.
— Что-что? — переспросил Коудор-Джонс. — Погромче, пожалуйста! Тут слишком шумно, я ничего не слышу!
Человек с ирландским акцентом повторил свое сообщение все так же тихо, почти шепотом.
— Че-го-о? — изумился Коудор-Джонс. Но его собеседник уже повесил трубку.
— О господи! — сказал Коудор-Джонс и потянулся к кнопке, соединяющей его с ипподромской трансляцией. Одновременно взглянул на часы. Стрелки подползали к двум пятидесяти девяти. В эту минуту четырнадцать коней, участвующих в трехчасовой скачке, уже заводили в стартовые кабинки.