— Почему это? — не понял Пахомчик.
— Работать потому что надо! — объяснил Тяпа. — Вкалывать! Тайну еще какую-то выдумали. Так хоть бы в газетке пропечатали. Все польза! В школе бы не придирались. А то каким-то стариком сумасшедшим голову задурили, а мы и уши развесили!
— Я тебя ударю сейчас. Стулом, — очень тихо сказала Оля.
— Ты что? — испугался Тяпа. — Ну чего ты? Вот больная!
— Ничего ты не понимаешь! — схватилась за голову Оля. — Ну ничегошеньки!
— Все я понимаю, — надулся Тяпа. — Из-за Генки психанула!
Оля смерила его взглядом и отвернулась.
— Тупой ты, Тяпа, — вздохнул Игорь. — Как бревно!
— За бревно и схлопотать можешь! — поднялся Тяпа.
— Я сейчас выйду! — закричал из чуланчика Шурик. — Слышишь, Оля? Пленку засвечу, а ему вмажу! Ты только не плачь!
— Я не плачу, — подошла к дверям чуланчика Оля. — Я не плачу, Шурик. Успокойся!
— Ты мне не верила! — продолжал кричать Шурик. — Никто мне не верил! А он хуже фашиста!
На пороге комнаты появилась Ползикова. С интересом послушала Шурика, потом сказала:
— Вы чего раскричались?
— Репетируем! — не глядя на нее, ответила Оля.
— Убить его мало! — бушевал в чулане Шурик.
— Кого убить? — вытянула шею Ползикова.
— Говорят тебе, репетируем, — буркнул Пахомчик.
— А кто там?
— Шурик.
— А-а! — разочарованно протянула Ползикова и пошла к чулану.
— Сюда нельзя, — преградила ей путь Оля.
— Это еще почему?
— Нельзя, и все.
— Ну, знаешь, Травина! — Ползикова затеребила конец своей косички. — Ты уж совсем… Мне дневники отрядные нужно взять. Людмила Петровна велела. Ясно тебе?
— Ясно, — спокойно сказала Оля. — Завтра возьмешь.
— Издеваешься, да? — Губы у Ползиковой задрожали. — Думаешь, я не понимаю? Дура, да? Ябеда? Это потому что про Орешкина сказала? А я боялась! Ты не боишься, а я боюсь. Вот боюсь, и все! Я с вами хотела, а вы меня как… как прокаженную какую-то…
Ползикова всхлипнула и выбежала из комнаты.
— Сейчас Людмилу приведет, — мрачно сказал Пахомчик.
— Вы посидите, я сейчас… — направился к выходу Тяпа и остановился, увидев вошедшего Вениамина.
— Как дела? — спросил у него Вениамин.
— Порядок, — уныло сообщил Тяпа.
— Ты куда собрался?
— Да я так… — замялся Тяпа. — Прогуляться.
— Орешкин не приходил? — оглядел комнату Вениамин.
— Нет, — мотнул головой Конь. — Он вообще… — И осекся под взглядом Оли.
— Нина! — послышался за окном голос Людмилы. — Ползикова!
На пороге пионерской появилась Людмила.
— Здравствуйте, — сказала она. — Это что за сборище?
— План работы составляем, — ответил Вениамин.
— А почему они в таком виде? — придирчиво осмотрела собравшихся Людмила. — Пахомов, что у тебя с рукой?
— Удочку строгал… — отозвался Пахомчик. — Порезал.
— Мачерет, ты тоже удочку строгал?
— Ага, — кивнул Игорь. — То есть нет… Я эту… лапту…
— Грязные все, в опилках… — поморщилась Людмила. — Коновалов, почему у тебя дыра на брюках?
— Об гвоздь я… — застеснялся Конь.
— О какой гвоздь?
— Ну… выпрямляли когда… — попытался честно объяснить Конь. — Сел я на гвоздь…
— Смотреть надо, на что садишься! — посоветовала Людмила. — Ползиковой тут не было? Послала ее за отрядными дневниками, а она как сквозь землю провалилась.
Ребята переглянулись, а Людмила направилась к чуланчику.
— Ой, не надо туда! — вырвалось у Оли.
— Ты, кажется, что-то сказала, Травина? — остановилась Людмила.
— Там Шурик карточки печатает, — сказала Оля.
— Какие карточки?
— Для фотогазеты, — вмешался Вениамин. — Дружина на прополке.
— Молодцы! — похвалила Людмила и постучала в дверь чуланчика. — Озеров, открой!
Дверь открылась, и на пороге появился Шурик, держа в обеих руках лист картона с мокрыми еще фотографиями. Он бережно пронес его на середину комнаты и положил на стол.
— Вот! — торжественно указал он на фотографии.
Все молчали, стараясь не глядеть на Людмилу.
Она подошла к столу, долго рассматривала фотографии, потом обернулась к Вениамину:
— Что это за люди? Вот этот… С бородой, например… Или этот… С усами… Что это такое, я спрашиваю?
— Ой, Людмила Петровна! — охнул Шурик. — Я не ту пленку напечатал. Это мой дядя… Это брат. Старший. А это еще один дядя. Двоюродный!
Конь от удовольствия затопал ногами. Людмила обернулась к нему:
— Выйди отсюда, Коновалов! Не умеешь себя вести! И вы тоже идите. Все!