«Дошли!..» — невесело покрутил головой Генка и встретил встревоженный взгляд Оли. Она кивала на Ползикову, и по ее лицу Генка понял, что случилось непоправимое.
Вениамин нашел ребят за дачами.
Они сидели в ряд на длинной деревянной скамье у волейбольной площадки и молчали.
— Что случилось? — спросил Вениамин, садясь рядом с Олей.
Та протянула ему пригласительный билет. Вениамин протер очки, повернулся к свету, повертел билет перед глазами, вернул его Оле.
— Ничего не вижу.
— Пригласительный билет. На костер по случаю закрытия лагеря, — ровным голосом сказала Оля.
— Ну и что же? — пожал плечами Вениамин.
— А внизу приписка, — пояснила Оля. — Четвертая просека, шестая делянка. Лесной партизанский музей. Открытие — двадцать восьмого.
— Послезавтра?! — ахнул Вениамин.
— Ползикова начудила! — мрачно подтвердил Пахомчик.
— Я ей про землянку рассказала, — все так же, слишком уж спокойно, продолжала Оля. — А ее Людмила Петровна послала билеты в совхоз отнести. Она и решила инициативу проявить: на всех билетах эту приписку сделала. Печатными буквами. Два часа, говорит, рисовала!
— И отнесла? — испуганным шепотом спросил Вениамин.
— Все, — кивнула Оля. — Один остался. На память.
Вениамин схватился за голову. Потом завертелся на скамье, ища глазами Ползикову.
— Нет ее здесь, — сказала Оля. — Я не позвала. Она ведь по-хорошему хотела.
— На два дня раньше! — Вениамин замычал, как от зубной боли. — Почему?! Кто ей двадцать восьмое число развал?
— Никто, — ответил Генка. — Сама решила. Говорит, чтоб не спутали. Тут открытие, там закрытие!
— Открыватель! — тоненько закричал Вениамин. — Колумб! Косы ей выдрать!
— Дает! — удивился Конь.
А Вениамин, все так же срываясь на фальцет, выкрикивал:
— Да не успеем же! И так не успеваем!
— Не надо кричать, Веня… — поежилась Оля.
— Что ты говоришь? — притих вдруг Вениамин.
— Кричать, говорю, не надо.
— А-а… — опомнился Вениамин. — Извини, пожалуйста.
Он пригладил ладонью свою копоткую челку, зачем-то снял и снова надел очки и ссутулился на низкой скамье, обхватив руками высоко поднятые колени.
— Выходит, один день остался? — нарушил молчание Игорь.
— И две ночи, — добавил Шурик и длинно зевнул.
— Какие там ночи! — угрюмо заметил Пахомчик. — На ходу спим. Как лошади.
Все опять замолчали. Потом Генка распорядился:
— Сейчас отдыхать. Часа через три разбужу. Кто сможет, пойдет.
— Все смогут! — сказал Шурик и опять зевнул, протяжно и сладко.
Генка невесело рассмеялся:
— Давайте по спальням.
Когда поднимались с низкой скамьи, Игорь охнул. Пахомчик насмешливо спросил:
— Кости ноют, дедушка?
— Иди ты… — буркнул Игорь. — Ногу отсидел.
Ребята расходились медленно и все оглядывались на оставшихся Вениамина и Генку.
— Ты молодец, — сказал Вениамин.
— Брось ты!.. — отмахнулся Генка. — Сказать — не сделать.
— А я и сказать не смог. Накричал. Растерялся.
— Я тоже растерялся, — признался Генка. — Пока тебя не было, сидел, думал: что делать? Не успеем? А, Вень?
— Похоже, что нет… — вздохнул Вениамин, опять схватился за голову и замычал: — Позор!
— Да не мычи ты! — стукнул по скамейке Генка и подул на ушибленные пальцы. — Что ты мычишь все время?
— Нервное… — смущенно объяснил Вениамин. — Меня еще мама ругала. Как задачка не получается или злюсь на что-нибудь — мычу. В институте на экзамене замычал. На всю аудиторию.
— Ну и что? — поинтересовался Генка.
— Выгнали, — пожал плечами Вениамин. — Пересдавать пришлось.
— Здесь не пересдашь! — вздохнул Генка. — И бросать нельзя… Нельзя ведь, Веня?
— Ни в коем случае! — задохнулся Вениамин. — Бревна бы накатить, а там всего ничего!
Генка поднялся со скамьи и тоскливо сказал:
— Тяжелые они…
Он медленно побрел к дачам, а Вениамин сидел, смотрел ему вслед виновато и смущенно и все снимал и опять надевал очки.
…Солнце светило прямо в глаза. Он отворачивался, утыкался лицом в бревенчатую стену, но свет все равно бил по векам, заставлял еще плотнее закрывать глаза, и от этого усилия он почти просыпался, но тут же опять засыпал, успевая удивиться тому, что ослепляющие эти лучи не несут с собой тепла. А холодный свет настойчиво пробирался под сомкнутые веки, резал глаза, гнал сон…
«Проспал!» — испуганно ахнул Генка и сел на койке.