Припадая на поврежденную ногу, Вениамин двинулся к просеке. «Ковбои» молча смотрели ему вслед. Потом Тяпа обеспокоенно сказал:
— К лагерю ковыляет!
— А может, к речке? — возразил Конь. — Примочки делать?
Ему никто не ответил. Все смотрели на Генку. Он сидел хмурый и задумчивый.
— Ген! — осторожно спросил Шурик. — А это правда про пастухов?
— Свист! — решительно заявил Тяпа. — Сам он пастух!
— Про маски он вякал, — напомнил Пахомчик. — Вот что подозрительно! А, Ген?
Генка молчал. От реки потянуло сыростью. Стало так тихо, что, когда в лагере затрубили в горн, все вздрогнули: казалось, что трубят совсем рядом.
— На ужин горнят! — сообщил Тяпа, вопросительно поглядывая на Генку.
— Идите, — кивнул ему Генка.
— А ты? — забеспокоилась Оля.
— Сказал — идите! — повысил голос Генка. — Никуда я не денусь!
— Ты не кричи, пожалуйста! — Голос у Оли дрогнул. Она встала и, сначала не спеша, а потом все быстрей и быстрей пошла по просеке.
— Двинули, что ли? — не то спрашивая, не то торопя, буркнул Тяпа и, не ожидая ответа, побежал за Олей.
За ним медленно потянулись остальные.
Зашумел и стих ветер. Тяжело хлопая крыльями, с рвалась с ветки какая-то ночная птица и пролетела прямо над Генкиной головой. Он сидел и смотрел, как исчезают за деревьями фигуры мальчишек.
IV
Новый вожатый появился в лагере перед самым отбоем. Прошла вечерняя линейка, спустили флаг, погасили свет в спальнях у малышей. Ребята из старших отрядов толпились у умывальников и, пересмеиваясь, тянули время: прийти в спальню после горна на сои считалось особым шиком. Людмила нервничала и отчитывала отрядных вожатых, те покрикивали на ребят, я возня у умывальников постепенно стихала. Не расходились только самые отчаянные. Делая вид, что старательно моют шею, они направляли струю воды на соседей, те визжали и окатывали зачинщиков, а заодно прибежавшую на шум вожатую.
Никто не заметил юношу в очках, присевшего на клубное крыльцо. Только когда протяжно и хрипло отзвучал горн и вожатые, мокрые и веселые, разогнали ребят по спальням, Людмила увидела незнакомого парня.
— Почему в лагере посторонние? — крикнула она дежурной вожатой.
— Я не посторонний, — парень вынул какую-то бумажку и протянул ее Людмиле. — Здравствуйте.
Людмила посветила фонариком и пробежала глазами бумажку.
— Имя-то какое длинное! — уже мягче сказала она. — Вениамин, да?
— Можно Веня, — привычно ответил парень и встал, тяжело опираясь на палку.
— Людмила Петровна, — представилась старшая вожатая и засмеялась. — Можно — Люся! Что с ногой?
— Оступился.
— Надо врачу показать.
— Обойдется, — махнул рукой Вениамин.
— Идите в столовую, — сошла с крыльца Людмила. — С отрядом я вас завтра познакомлю. На линейке.
Она вдруг замерла в охотничьей стойке, бросилась в кусты и выволокла оттуда растерянного Тяпу.
— Вот! — победоносно взглянула она на нового вожатого. — Полюбуйтесь! Вячеслав Тяпунов — ваш подопечный. Почему разгуливаешь после отбоя, Тяпунов?
— Я ноги мыл, — посмотрел на свои давно не мытые ноги Тяпа.
— А распорядок дня для тебя не существует? — голосом диктора вещала Людмила. — Ты выше этого?
— Почему выше? — уныло тянул Тяпа. — Ничего не выше!..
— Очень остроумно! — смерила его уничтожающим взглядом Людмила и, потеряв всякий интерес к Тяпе, опять коршуном бросилась в кусты. На этот раз ее жертвой оказался Шурик.
— Ты тоже ноги мыл, Озеров? — демонстрировала вон педагогический опыт Людмила. — Или шею?
— Ноги, — пролепетал Шурик, тараща глаза на Вениамина. — И шею тоже.
— Поразительная чистоплотность! — отвернулась от него Людмила и скомандовала: — Орешкин, Пахомов, Коновалов, Мачерет, Травина — ко мне! Выходите, выходите… Я вас все равно видела!
Первым из кустов появился Генка. За ним — остальные.
Людмила стояла в позе укротителя хищных животных, который только что проделал опаснейший трюк и ждет аплодисментов.
— Второе звено первого отряда! — объявила она. — Наше несчастье!
«Наше несчастье» помалкивало.
— А это ваш новый вожатый! — эффектно провела концовку номера Людмила и сделала шаг в сторону.
Аплодисментов не было. Второе звено враждебно молчало.
— Здравствуйте, — шагнул к ним новый вожатый. — Меня зовут Вениамин.
— Можно — Веня, — угрюмо сказал Генка.
В горле у Людмилы что-то пискнуло. Она откашлялась и растерянно спросила: