Ребёнок, опутанный пуповиной, решил, что пора выбираться на свет Божий, и что есть мочи, упёрся ножками в таз матери. Женщина, почувствовав сильную боль в спине и внизу живота, мягко завалилась на груду пустых коробок. По рынку прокатились громкие крики вперемешку с трёхэтажным матом.
«Ну, вот, началось!..» — сказал я, наблюдая за всем происходящим одновременно изнутри и снаружи.
Машина скорой помощи приехала совсем не скоро. Помешали, как всегда, дорожные пробки и дорожные хамы, не привыкшие уступать дорогу транспорту с мигалками.
А к этому времени у роженицы уже начались активные схватки. И с каждой минутой они становились всё интенсивней.
Малыш бился в материнской утробе, как рыба в проруби, пытаясь выйти из матки всеми доступными способами. Но что-то было не так, и я не мог ему ничем помочь.
— Кажется младенец идёт ножками, — озабоченно произнёс усатый врач акушер, когда мою мамку положили на родильный стол и раскорячили в интересной позе.
— Да куда же он идёт-то? — прокричала она, пытаясь тужиться. — Он же ещё даже не вышел!..
— Ну, значит, выходит ножками, — уточнил акушер, заглядывая туда, откуда выходят дети. — Но это ничего не меняет. Сам он так вряд ли выйдет, а переворачиватьуже поздно. Кесарить тоже некогда. Задохнётся. Будем выдавливать.
— Да что же он паста зубная в тюбике, чтоб его выдавливать? Может как-то по-другому получиться?!
— Спокойно, мамаша, я Дубровский! — деловито ответил врач, и всей своей массой навалился на живот женщины по имени Ольга.
Взвизгнув от дикой боли, она чуть не потеряла сознание, и в тот же миг родила.
Маленькое сморщенное тельце синюшно-розового цвета, частично обмотанное плацентой, вывалилось в руки медсестры акушерки. Сначала показалось, что ребёнок не дышит. Но я точно знал, что он ещё жив, хотя какое-то время его мозг испытывал кислородное голодание.
Врач похлопал новорожденного по пяткам, и младенец, открыв большие серые глазёнки, истошно заорал:
— У-а-а-а-а, у-а-а!..
Это был наш первый в жизни крик, и он мне понравился. Мы научились кричать, хотя нас этому никто не учил. Одним словом — чудо!..
— У вас мальчик. — с улыбкой объявил акушер, демонстрируя нашей мамаше отличительный половой признак ребёнка. — На вскидку, килограмма два с половиной потянет, хоть и малость недоношенный…
Вы имя уже выбрали? Как назовёте пацана?
— А вас как зовут? — тяжело дыша поинтересовалась мамка, глядя затуманенным взором то на врача, то на ребёнка.
— Владимир Петрович! — гордо ответил акушер, занимаясь обрезкой пуповины.
— Значит, назову Вовой. В честь президента!..
Вот, так нас и стали называть Вовочкой, Вовиком, Володей.
Первый год жизни младенец, в основном, спал, кричал, сосал мамкину сиську, писался и какался. Я в это время находился рядом или где-то поблизости. Иногда я путешествовал по всей Земле, пока мой Вовка крепко дрых. В его маленьком теле мне до сих пор было тесно, а мозг ребёнка по-прежнему не мог вместить в себя весь энерго-информационный объём, который хранился в моей памяти. Приходилось ждать, когда малыш подрастёт.
И всё же довольно часто мне удавалось взглянуть на окружающий мир и своих родителей глазами ребёнка. Как-то раз я даже пролепетал наше первое слово: «Мама!»
— Слышь, Олег, ты слыхал, что Вовик сказал?! — тут же радостно воскликнула наша мамка, жуя бутерброд с колбасой. — А ты глянь, как он на нас смотрит. Как глазёнки выпучил, будто первый раз видит!..
— Ага, как взрослый мужик смотрит, — кивнул наш папка, открывая очередную бутылку пива. — Даже как-то не по себе становиться от такого пристального взгляда.
После этих слов, чтобы не выдавать себя, я вышел из скафандра и заставил младенца пускать пузыри.
Вскоре у нас появились первые серьёзные проблемы, о которых я предпочитал не думать. Мы с Вовочкой никак не могли научиться ходить, несмотря на все старания родителей. А всё из-за того, что в годовалом возрасте врач-педиатр неожиданно для всех обнаружил у нашего Вовы определённые физические отклонения. В результате врачебный консилиум поставил страшный диагноз — детский церебральный паралич, вызванный родовой травмой в следствии кратковременного кислородного голодания и выдавливания из материнской утробы. Заключение медиков звучало, как приговор!..
Новость для родителей была шокирующей. Они даже подумывали о том, чтобы отдать нас в детский дом. Но педиатр убедил их, что всё ещё можно исправить, если постараться.