— Металл?
— Похоже.
Катя лихорадочно искала на поверхности хоть какое-нибудь укрытие — было бы большой удачей обнаружить достаточно просторную каверну и завести туда штурмовик. Не для того, чтобы спрятаться — рано или поздно сканеры ММТ обнаружат «Катрину». Но дать залп из укрытия в упор казалось заманчивой идеей. Увы, поверхность астероида была ровной… очень необычно ровной.
— В каталоге этот камень есть? — поинтересовалась Снежана.
— Да, конечно, — пожала плечами Катя. — Все обломки массой более ста тонн каталогизированы.
Еще когда «Галакт» только начинал монтаж Стационара-1, автоматы обследовали тут все, что можно. Сейчас найду… ага… F18-63-541… хм… странно…
— Что странно?
— Больше никаких данных, только номер и расчетная масса. Обычно такие камушки «Галакт» брал на заметку и проводил более глубокий анализ. А этот просто проигнорировали. Ладно, потом разберемся, сейчас не до того.
Томительно тянулись минуты. Уже давно должен был показаться «Наутилус», но на экране сканера по-прежнему не было отметок, свидетельствующих о приближении противника. Постепенно восстанавливались щиты, еще немного и «Катрина» будет полностью готова к бою.
— Где же эта сволочь? — прошептала Катя, и словно в ответ на эти слова взвыла сирена, предупреждая о ракетной атаке.
ММТ, двигаясь буквально в паре десятков метров над поверхностью астероида, вынырнул из-за каменной гряды и тут же разродился роем ракет. «Катрина» ответила веером имитаторов, но дистанция была недостаточной, головки наведения уже плотно зацепили цель и не собирались с ней расставаться.
— Огонь по поверхности, прямо по курсу!
Сразу шесть ракет ударили в астероид, взметнув вверх фонтаны каменного крошева, формируя завесу между попавшей в ловушку «Катриной» и пиратским кораблем. Сквозь разрывы ракет видно было, как ММТ отворачивает в сторону — никакие экраны не спасут от роя обломков… Но отворачивает аккуратно, стараясь не подставиться под ответный залп — пусть боекомплект штурмовика меньше, зато скорострельность выше вчетверо. Переш лишь огрызнулся парой ракет, на этот раз — явно на ручном управлении, над самой поверхностью, почти впритирку, в надежде, что снаряды преодолеют каменное облако. Ему не повезло: операторы не справились и обе ракеты разорвались среди камней, добавив хаоса в окружающее пространство.
И вдруг что-то изменилось…
Свет! Ослепительный белый свет, разом хлынувший со всех сторон, словно и не было бронированных стен корабля, светофильтров наглухо загерметизированного шлема… В ушах стремительно нарастал пронзительный звон — вроде бы сквозь этот разрывающий душу звук Катя расслышала отчаянно-испуганный вопль Беса, но не смогла разобрать слова, лишь ощутила, как что-то оборвалось в душе, словно исчезла часть ее, привычная, неощущаемая, но значимая. А свет… Нет, СВЕТ уже заполнил все вокруг, высветил каждую клетку тела, каждую частичку разума… И исчез, оставив после себя абсолютную, идеальную тьму.
«Где я?»
В ответ — тишина. Она все ждала, что прозвучит в голове знакомый голос, съехидничает, даст совет или просто проявит участие… но Бес молчал. Он, бывало, молчал и прежде, но теперь Катя понимала, что все время ощущала незримое присутствие «одинокого друга». Раньше. А сейчас она оказалась совсем одна, среди тьмы.
Девушка попыталась шевельнуть рукой — мышцы явно среагировали на приказ мозга, но вот привело ли это к чему-нибудь, сказать с уверенностью Катя не могла. Если рука и двинулась — она не встретила ни малейшего сопротивления… в том числе и сопротивления от рукава бронированного скафандра.
«Что со мной?»
И снова нет ответа. Слышен лишь собственный голос — но возникает странное ощущение, что звук этот не более чем иллюзия. Что на самом деле ничто не нарушает тишину, а звуки — лишь плод воображения. Бессмысленно двигаться, если нет цели.
Бессмысленно говорить, если не уверена даже в том, что слышишь сама себя. Бессмысленно таращиться в темноту, где нет и никогда не было света. Может, это смерть? Может, лгут религии, пророча Рай или Ад, Страну вечной охоты или наполненную удовольствиями Джанну… и пресловутый полет по длинному-длинному туннелю к сияющему впереди свету — тоже ложь?
Может, смерть именно такова — бесконечное ничто, расположенное в нигде, лишенное самих понятий времени, расстояния… Но ведь она, лейтенант-коммандер Шелест, мыслит. Мыслит — следовательно, как сказал древний мудрец, существует. В качестве кого? Или в качестве чего? Сгустка обнаженного сознания, обремененного фантомными воспоминаниями о теле? О вкусе воздуха, о запахе еды, о боли, о наслаждении? Может, все, что осталось душе, утратившей бренное тело, — это размышления, бесконечные, бесплодные, бессмысленные?