— Думаю, что да, учитывая ее возраст и отменное здоровье. Но при этом она наверняка упала бы, и не раз. Падала она или нет, мы не знаем. Но пробежать четверть мили она могла.
— Или с ней шел тот, кого она знала...
— Возможно и такое.
— В ярости, ты сказал.
— Я думаю, этот парень первым мощным ударом сшиб Мэри Лу с ног, а потом, оседлав ее бедра, когда она лежала на земле, прошелся кулаками по лицу и ребрам. Веселенькая история, не так ли?
— Убийца запачкал одежду ее кровью?
— Возможно. Но необязательно.
— На костяшках пальцев должны быть ссадины?
— На моих — да. На них появились бы синяки. Но у мужчины, занятого тяжелым физическим трудом, работающего на ферме, на фабрике, ты понимаешь, никаких следов эти удары не оставили бы.
Пепп услышал какие-то звуки, доносящиеся из комнаты Саманты. Марта Джейн поздно ночью вернулась-таки домой и улеглась в другой комнате.
Черт! Как я могу выполнять свою работу, сосредоточиваться на ней, сохранять семью, оплачивать счета и обучение Саманты в колледже, если мне приходится постоянно отражать агрессию жены?
— Доктор коронер Мерфи, я думаю, нам известен один человек, который очень хорошо знал Мэри Лу.
— Тебе виднее. Известен, говоришь? Пепп провел черту под своими записями.
— Мы его уже взяли.
* * *— Ты хорошо спал, Джонатан? — спросила Моника Уитфилд за завтраком.
— Не очень, — ответил Джон, отдавая себе отчет, что спал куда лучше дяди и тети. Они, если судить по их лицам, словно не спали вовсе. По правде говоря, ночью Джонатан Уитфилд не один раз ловил себя на том, что подавляет смешок. Очень нелепая сложилась ситуация. Не прошло и двадцати четырех часов после его прибытия на «Уитфилд-Фарм», где, он в этом не сомневался, ему вменялось в обязанность благотворное воздействие на деревенского кузена, как этот кузен оказался в местной каталажке по обвинению в убийстве. Разумеется, Джон понимал, что это не смешно, он видел, как подействовало случившееся на его тетю и дядю. Но юмористический момент присутствовал: он провалил задание, даже не успев к нему приступить. Так что на самом деле спал Джон очень даже хорошо.
Однако профессией «гость в доме» Джон овладел в совершенстве. Главным образом потому, что практиковал ее и в своем собственном доме, так уж сложилась жизнь. И он знал, что гость, хотя бы из вежливости, должен разделять все радости и горести хозяев.
В воскресное утро Дэн Уитфилд, в фартуке поверх брюк от костюма, подал жене и племяннику яичницу с беконом.
Джон понимал, что в воскресное утро костюмные брюки, рубашка и галстук дяди — намек на семейный поход в церковь, и от вежливого гостя ожидают, что дома он не останется.
Джон спустился к завтраку в халате — у него были другие планы.
— Не знаю, смогу ли я есть, — сказала Моника, глядя на положенную ей на тарелку яичницу. — Постоянно думаю о том, как провел ночь Скайлар.
— У него все нормально. — Дэн принес гренки, сел за стол. — Скайлар — большой сильный мальчик.
— О том, что творится в тюрьмах, рассказывают столько ужасов.
Да, хотелось добавить Джону, но всех этих людей следует держать за решеткой.
— Скайлар сможет постоять за себя, — заверил Дэн жену, хотя должной уверенности в его голосе не слышалось.
— Не знаю. Роуз Холман вот говорит, что он очень сексуальный.
— Сексуальный? — переспросил Дэн. — Скайлар?
— Как она сказала? В нем больше секса, чем в церковном органе. Можешь ты в это поверить?
— Откуда ей знать? — пожал плечами Дэн. — Восемьдесят три года и ни разу не выходила замуж.
— Я не уверена, что поняла сравнение с церковным органом.
— Может, потому-то Роуз и не вышла замуж? — улыбнулся Дэн. — У нее другая ориентация. Ее возбуждали церковные органы.
— И Скайлар... — Моника не притронулась к еде. — Другие люди всегда воспринимают твоего ребенка иначе... не так, как родители. Джонатан! Скайлар сексуальный?
— Откуда мне знать?
— Все-таки ты немного старше его.
Не отрывая глаз от стола, Джон вспомнил, как Скайлар залез языком в ухо Мэри Лу, как вышел из-под душа в объятиях другой, роскошной, светящейся счастьем девицы...
— Девушки хотят от него многого.
— Многого? — переспросил Дэн.
— Могу я взять еще один гренок? — спросил Джонатан.
— Надеюсь, что в твоих словах нет ничего оскорбительного?
— Оскорбительного? Да что вы!
Дэн не сводил глаз с его лица.
Моника заплакала.
— Мэри Лу...
— Хватит об этом, — повернулся к ней Дэн. — Мэри Лу мертва. И с этим ничего не поделаешь. Мы все знаем, что Скайлар никогда не причинил бы ей вреда, ни в каком смысле. Я наконец-то созвонился с Френком Мюрреем. Вчера он допоздна был на реке. Он немедленно свяжется с шерифом...
Моника наклонилась и погладила собаку.
— Бедный Сироп. Он же ничего не понимает. Ночью он не шумел, Джонатан?
— Он подвывал. Я пустил его к себе в комнату.
— Правда? — брови Моники изумленно изогнулись. — Как мило с твоей стороны.
— Перетащил его подстилку. — Джонатан покончил с завтраком. — Тетя Моника! Дядя Дэн! — Они посмотрели на него, ожидая продолжения. — Я очень сожалею, что у вас все так вышло...
Влажные, красные от слез глаза Моники посуровели.
— У нас так вышло?
Джонатан тут же смутился.
— Скайлар и все...
— Что ты хочешь сказать, Джонатан?
Джон почувствовал, как лед трескается у него «под коньками».
— Я думаю, что должен уехать. Домой. — Трещина расширялась. — Эта девушка мертва... Скайлар в тюрьме... У вас нет времени на гостя...
Его тетя и дядя пристально смотрели на него. Дэн коротко глянул на жену, вновь повернулся к Джонатану. Моника не отрывала взгляда от его лица.
Джон почувствовал, что уходит под воду.
У Дэна дернулся нос.
— Гостя...
— Я только хотел...
— Тебе представляется, что ты думаешь о нашем благе, Джон? — спросила Моника.
— Да. Я...
Моника вздохнула.
— Джонатан, Джонатан. Как бы тебе попроще все объяснить. — Она отодвинула от себя тарелку, положила руки на стол. — Джонатан, Джонатан...
— У вас будет столько дел. — Джон чувствовал, что у него отмерзают ноги. — Скайлар в тюрьме, и все такое.
— Семья, — коротко заключила Моника.
Дэн откашлялся:
— Суть в том...
Моника заговорила вновь:
— Скайлар — твой кузен, Джонатан. Я понимаю, вы еще недостаточно хорошо знаете друг друга. Может, поначалу не понравились друг другу. Может, никогда не понравитесь. У Скайлара беда. Сейчас он в тюрьме, обвиняется в убийстве, такой беды никому не пожелаешь. Когда кто-то в семье попадает в такую беду, остальные родственники, если только они не смертельные враги, сплачиваются вокруг него. Поддерживают. Защищают.
— Ты не гость, — добавил Дэн. — Ты — семья.
— У тебя нет чувства семьи, Джонатан?
Джон нахмурился.
— Если ты покинешь нас сейчас, — продолжил Дэн, — уедешь домой, проведя здесь только два дня...
— Как это будет выглядеть? — спросила Моника.
— Этим ты приговоришь Скайлара, даже если все суды признают его невиновным, а так оно и будет.
— И это еще не все, — добавила Моника. — Твой отъезд покажет всем, что ты считаешь Скайлара виновным. Что ты не хочешь иметь с ним ничего общего. От невиновных так не открещиваются, Джонатан.
Дэн положил на стол вилку и нож.
— Твой отъезд значительно усложнит нам жизнь. Надеюсь, ты это понимаешь.
— Ты веришь, что Скайлар невиновен, Джонатан?
— Я... э... откуда мне знать?
— Ты же знаешь, что он твой кузен.
— Меня никогда не волновало соблюдение приличий, — пробубнил Джонатан.
— Как и твоего отца, — вставил Дэн.
— Твой дядя хочет сказать, что твоего отца очень волнуют эти самые приличия, — поправила мужа Моника. — Ты это знаешь.
— Другая шкала ценностей, вот и все, — пожал плечами Джонатан. — Я тут — посторонний. Это мне доходчиво объяснили.