— Как прошел большой прием, который твои дядя и тетя устроили в твою честь?
— Его устроили по другому поводу. А меня только допустили. Разодели как клоуна.
— Поэтому ты и вел себя как клоун.
— Ты попала в десятку!
— У твоих кузена и кузин интересные друзья?
— Они интересны друг другу. А незнакомцев, как я успел заметить, особо не жалуют.
— Ты играл для них на трубе?
— Да.
— Готова спорить, ты их потряс.
— О да! Еще как потряс. Многие сразу засобирались домой.
— Ты встретил девушку, которая понравилась тебе больше, чем я?
— Честно говоря, встретил одну, которая мне очень понравилась.
— Как она выглядит?
— Очень хороша в бикини.
— Смазливенькая, значит. Но, готова спорить, с ней не так весело, как со мной.
— Она очень забавная.
— Скайлар! Я надеюсь, что у тебя отвалится твоя штучка, очень надеюсь! Я знала, что так и будет! Не прошло и четырех, пяти дней с твоего отъезда, а какая-то девица уже заграбастала тебя. Мог бы хоть немного поскучать без меня. Это же естественно!
— Именно ты сказала, что я должен уехать.
— Ты собираешься жениться на этой Джин Никсон?
— Какой Джин Никсон?
— Девушке, к которой ты так проникся.
— Ты про мою тринадцатилетнюю кузину Джинни? Кто я, по-твоему, какой-нибудь европейский король?
— О, Скайлар!
— Как у тебя дела с Джимми Бобом?
Возникла пауза.
— Ну, зубы у меня еще болят. Но, слава богу, не вылетели.
— Почему ты заговорила о своих зубах?
— По твоему вопросу я решила, что кто-нибудь тебе все рассказал. Твоя мать или кто-то еще. Джимми Боб ударил меня по лицу, вернее, двинул в зубы, и очень сильно.
— Правда?
— Я увидела звезды, как в тот раз, когда упала с лошади и врезалась головой в кирпичную стену. Кровь потекла по подбородку на ту красивую белую рубашку, которую ты мне подарил. Я думала, вместе с кровью выскочат и несколько зубов. Но они зацепились за десну, как поросята за сиськи свиноматки.
— Тэнди, что ты говоришь? Джимми Боб ударил тебя?
— Может, я этого заслужила.
— НИКОГДА. Никогда такое не говори. Никогда так не думай.
— До нашей свадьбы чуть меньше двух недель, Скайлар. Он хочет, чтобы мы, ты понимаешь, начали жить как муж и жена. Он говорит, что никогда не купил бы пикап, сначала не поездив на нем.
— Ты не пикап! Или он думает, что женятся только для этого? Он хочет ездить на тебе, как на грузовике?
— Я ему не дала, Скайлар. — Тэнди уже не говорила — шептала. — Не могу даже подумать об этом. После тебя.
— Если все так, как ты говоришь, почему ты решила выйти за него замуж?
— Он водит восемнадцатиколесник, Скайлар. Дальнобойщик. Ты никогда не будешь водить восемнадцатиколесник, не так ли? Ты никогда не будешь жить на одном месте, уж во всяком случае в округе Гриндаунс? Это так же верно, как и то, что Дезертир не сможет расчесать свою гриву. Ты уже отыграл на своей трубе и в «Холлере», и в баптистской церкви. Тут тебе делать больше нечего. А я буду хорошей женой Джимми Бобу. У нас будут дети.
— Тэнди, я думал, он хоть тебе нравится. Ты говорила мне, что он читает книги…
— Только инструкции.
— Он шутит…
— Высмеивает людей.
— Тэнди…
— Он ужасно ревнует к тебе, Скайлар. Он знает, что мы с тобой трахались чуть ли не с детства. С тех пор как мама впервые посадила нас в одну ванну. Из-за этого Джимми Боб просто свирепеет.
— Тэнди, не выходи замуж за Джимми Боба. Ты меня слышишь?
— Я не могу до конца своих дней жить на ферме твоих родителей, Скайлар.
— Ты много чего делаешь. Куда больше, чем многие другие.
— Я должна жить своей жизнью.
— Где Дуфус?
— Не вмешивайся, Скайлар. Будет только хуже. А так все образуется. Завтра или послезавтра Джимми Боб едет в Мичиган с грузом приборных щитков, потом что-то еще повезет в Калифорнию. Когда он вернется, до свадьбы останется одна неделя, и я думаю, он уедет куда-нибудь еще. Так что времени, проведенного в дороге, ему хватит, чтобы остыть.
— Тэнди, как мне все это не нравится!
— Я не собиралась говорить тебе об этом. Правда, не собиралась. Зубы у меня в полном порядке. Ты должен получить образование, Скайлар. Я тебе это говорила. Чтобы мы гордились тобой. А ты будешь гордиться мною. Я нарожаю волосатых ребятишек с плоскими носами. Наверное, мы слишком долго говорим. Прощай, Скайлар.
Он услышал всхлипывания. И в трубке запикали гудки отбоя.
— Что это за шум? — спросил Бернард Кларенса, когда патрульная машина огибала угол.
— Кто-то играет на трубе. — Кларенс наклонил голову к открытому окну. — И отлично играет. Наверное, стерео.
— Посмотри. Это тот чертов парень, что сидел на крыльце. Я тебе говорил, Кларенс.
— Говорил что?
— Ничего хорошего от него не жди. Этот ужасный шум — его работа.
— Прекрасный шум, Бернард. Прислушайся.
— Останови машину рядом. Я хочу с ним поговорить. — Через окно патрульной машины Бернард сверлил Скайлара взглядом, пока тот не прекратил играть.
— Бой! Живо иди сюда!
Скайлар не сдвинулся с места.
— Кого это вы называете боем? — спросил он.
— Тебя, тебя, юный недоумок! — рявкнул Бернард. — Волоки сюда свою полуголую задницу, если не хочешь, чтобы по ней прошлась моя дубинка.
Скайлар неспешно подошел к патрульной машине.
— Я пришел только для того, чтобы посмотреть, что это за дубинка.
— Ты живешь здесь, в этом доме?
Скайлар оглядел здание пансиона.
— Можно сказать, да. Учитывая, что вы, янки, действительно думаете, что это жизнь.
— Боже мой, Кларенс! Парень с Юга! Говорит он еще хуже, чем играет! Давно ты почтил своим присутствием наш славный город? — спросил он Скайлара.
— Что?
— Давно ты в городе?
— Два, три часа. Радости никакой.
— У тебя есть рубашка?
— Да, сэр. Две или три.
— Почему ты не надел одну из них?
— Жарко. Рубашка, в которой я приехал, промокла насквозь. — Скайлар взглянул на пятна пота, выступившие на рубашках копов под мышками. Сморщил нос.
— Почему ты играешь на горне в общественном месте?
— Пытался заглушить этот скрежет.
— Какой скрежет? Ты обкурился, парень? Какой скрежет ты слышишь?
— Тот скрежет. — Скайлар обвел рукой крыши. — Скрежет этих чертовых вентиляторов!
— Ты слышишь скрежет, Кларенс?
— Вы его даже не слышите! — воскликнул Скайлар. — Как вы можете его не слышать? Как вы можете его выносить?
— Ты же знаешь, Бернард, — обратился к напарнику Кларенс, — скрежета мы больше не слышим.
— Какого скрежета? Вы оба чокнулись? Я не хочу больше слышать твою трубу! — воскликнул Бернард.
— Почему нет? — спросил Скайлар.
— Ты нарушаешь покой.
Брови Скайлара взлетели вверх.
— Вы нашли покой? Господь Бог возлюбил вас!
— Унеси горн! — проорал Бернард. — И никогда не играй на нем вновь! Никогда!
Кларенс двинул машину с места.
— Куда ты поехал? — спросил его Бернард. — Я с ним не закончил!
— Закончил. — Кларенс медленно завернул за угол. —
Ты же приказал этому молодому человеку никогда больше не играть на его трубе.
— Я приказал. Да.
Воздев трубу к крышам, Скайлар прокричал вслед патрульной машине:
— Эти чертовы вентиляторы нарушают покой. Не Кондоли!
— Что он такое кричит, Кларенс?
— Я думаю, он назвал тебя гамболи, Бернард.
— Что такое гамболи?
— У южан, Бернард, это слово означает старую свинью, у которой из ушей растут волосы.
Скайлар сидел на крыльце, положив трубу на колени.
Сгущались сумерки.
Крупный лысеющий мужчина перешел улицу. Остановился перед Скайларом.
Улыбнулся.
— Хай.
— Хэй, — ответил Скайлар.
— Хочу послушать, как ты играешь на трубе.
— Не получится.
— Почему нет?
— Полицейские запретили мне играть на трубе.
— Не вижу я никаких полицейских.
— Они вышли из скрежещущих вентиляторов.