— Сначала мы можем обо всем договориться, — ответила Терри. — Я хочу сказать, на словах.
— А как же самопроизвольность?
— Тут можно зайти слишком далеко. Я хочу сказать: кто будет контролировать самопроизвольность? Ты?
— Какая разница? Ты. Я. Мы! Самопроизвольность возникает именно в тот момент, когда контроль общий! Когда мы оба занимаемся любовью, понимаешь? Двигаемся, взаимодействуем.
— Хорошо, давай сначала поговорим об этом.
— Если ты хочешь говорить о сексе, почему ты пришла в кровать без пижамы?
Зачем ты говоришь гадости? Типичная мужская позиция! Тебе она не к лицу.
— Что?
Она вытянулась на кровати.
— Для начала просто ласкай меня и целуй. Но не суй палец, куда не следует. Ты меня понимаешь? Пока.
Скайлар лег рядом с ней.
— Положи на меня свою ногу. Нет, ухо оставь в покое.
Обняв талию Терри ногой, Скайлар вздохнул.
— Заниматься любовью — это другое. У нас переговоры.
— Что с тобой такое? — спросила Терри.
— Так мы никуда не придем, девочка.
— Я скажу тебе, когда надевать презерватив. Он у меня в сумке.
— О боже, боже, — вздохнул Скайлар. — Такое ощущение, что твоя мама присматривает за нами.
— На какой половине кровати ты предпочитаешь спать? — спросила Терри.
— Посередине.
— А я — слева.
За вечер непрерывные переговоры Терри и Скайлара реализовались в двух совокуплениях.
В промежутках, голыми, они ели сандвичи и запивали их пепси-колой.
После того как Скайлар выключил свет, они лежали на кровати, голые, не касаясь друг друга. Жара не позволяла накрыться даже простыней.
Вентиляторы скрежетали. Терри не говорила о том, что ей мешает этот скрежет, что она вообще его слышит. А оба маленьких окна приходилось держать открытыми, чтобы был хоть какой-то доступ воздуха.
Боже, боже, говорил себе Скайлар, в этом мире я долго не протяну.
— Скайлар! — позвала она в темноте. — Да?
— Я надеялась с твоей помощью ощутить оргазм.
— Ты никогда не ощущала оргазма?
— Нет.
Нет, сказал себе Скайлар, в этом мире я долго не протяну.
Глава 18
— Уитфилд, Скайлар! — прокричал кто-то.
— Я! — Скайлар вскинул руку над головами собравшихся в холле.
В понедельник вместе с Терри Эйнсли он стоял в очереди к регистратору музыкальной школы Найтсбриджа.
К нему подошел молодой человек:
— Перед регистрацией вам надлежит явиться в комнату один-двенадцать, Скайлар, к профессору Пинтри. Вы еще не прошли прослушивание.
— Я должен проходить прослушивание? Я же получил стипендию.
— Он у трубачей — главный, — пояснила Терри. — Пинтри. Гений. Ты еще не играл ему?
— Посылал пленки, — ответил Скайлар. — Он слышал мои записи. Или слышал кто-то еще. Так я и получил стипендию.
— Наверное, он хочет просто поговорить с тобой, — предположила Терри. — В основном ты будешь учиться на его кафедре.
Скайлар оглядел очередь, с тоской подумал, что теперь придется становиться в самый конец. С пола он поднял футляр с трубой. В другой руке он держал большой конверт из плотной бумаги, с документами, которые, по его разумению, могли понадобиться при регистрации.
— А ведь некоторые утверждают, что южане любят поболтать. — Следуя инструкциям молодого человека, Скайлар отправился на поиски комнаты 112. — В сравнении с янки они просто молчуны.
— Ты — Уитфилд? — Мужчина в комнате 112, лет сорока от роду, напоминал щепку, а его глаза вызвали у Скайлара мысль о двух мертвых жуках на снегу.
— Да, сэр.
— Закрой дверь, Скайлар. Сыграй «Полет шмеля».
Вынимая трубу из футляра, Скайлар с недоумением взглянул на мужчину.
— Вы серьезно?
— Разумеется, серьезно. Как у тебя могла возникнуть мысль задать мне такой вопрос?
— Я подумал…
— Играй.
При первых звуках Пинтри отвернулся к окну.
— Да! — воскликнул он.
Вновь повернулся к Скайлару, подошел ближе, взгляд его мертвых глаз не отрывался от рук Скайлара.
— Нет! — прокричал он. — Стоп!
Скайлар перестал играть.
— Ты не знаешь, как работать пальцами. — Скайлар промолчал. — Мелодию держишь. Скорость отличная. Способности есть. Звук приятный. Неудивительно, что тебе удалось обмануть всех, кто слушал аудиозапись. Но ты нигде не учился играть на трубе, так?
— Приходилось полагаться только на себя, — признал Скайлар.
— Не брал ни одного урока?
— В общем-то нет. Ноты выучил сам. Может, миссис Абелард, она играла у нас в церкви на органе, что-то мне и подсказала.
— Мы ничего не сможем с тобой сделать.
— Ты есть как, сэр?
— Уитфилд, было бы лучше, если б ты никогда раньше не брал трубу в руки. Тогда мы смогли бы научить тебя, как правильно работать пальцами. У тебя уже столько плохих привычек, что едва ли, сможем их исправить, даже если ты проходишь в студентах до ста лет.
— Но ведь у меня получается. Вы сами сказали, мелодия, скорость, способности.
— Ты не знаешь, как играть на трубе. Это очевидно. Ни один оркестр тебя не возьмет. Ни один первокласс ный джаз-банд.
— Не нужен мне никакой джаз-банд!
— Учить ты никогда не сможешь.
— И не собираюсь. Я приехал, чтобы изучать музыку. Учиться писать ее. Композиции. Аранжировке.
— Хорошо. Сыграй мне что-нибудь из сочиненного тобой. — Пинтри опять повернулся к нему спиной. — Не могу на тебя смотреть.
Скайлар заиграл «Макси-флирт в мини-юбке».
— Стоп. — Пинтри, наклонив голову, повернулся к Скайлару: — Приятно.
— Спасибо.
— Я сказал, приятно. Мелодично.
— Благодарю.
Мертвые глаза вскинулись на Скайлара.
— Идиот! Это не комплимент! Ты ничего не знаешь о музыке! Ты играешь музыку, словно она — линия!
— Правда?
— Где… какую музыку ты вообще слышал в жизни? Позволь догадаться. Церковную?
— Да, сэр.
— Готов спорить, ту, что звучит в баптистской церкви! Псалмы! Нашвиллское барахло!
— Я там был от силы несколько раз.
— Плюс немного классики! Вся эта музыка одномерная!
— И что это должно означать?
— Уитфилд, молодые люди, которые приезжают учиться в Найтсбридж, уже знают о музыке гораздо больше, чем ты. То, что ты играешь сейчас, они оставили за собой уже в тринадцать лет, если вообще обратили внимание на такую музыку. У тебя не сформирован музыкальный вкус, нет чувства современной музыки. Твой разум еще к ней не готов. Может, никогда не будет готов. Пытаться учить тебя современной музыке все равно что учить Цицерона нынешнему английскому. — Пинтри потряс перед ним рукой: — У тебя приятная музыка!
— Мне очень жаль, сэр. — Никогда в жизни Скайлар не пребывал в таком смущении. Наверное, решил он, точно так чувствуют себя люди, когда их впервые видят голыми. Трубу он все держал в руке. — Так что же нам с этим делать?
— Возвращайся домой, в Нашвилл:
— Я не из Нашвилла.
— Я ничего с тобой сделать не смогу. Никакой жизни не хватит.
Опустившись на колено, Скайлар стал укладывать трубу в футляр.
— Декан Уинтерс хочет тебя видеть.
— Кто такой декан Уинтерс?
— Его приемная рядом с кабинетом регистратора. Пинтри открыл дверь. Держал ее, пока Скайлар не вышел из комнаты.
К сказанному Пинтри не добавил ни слова.
Скайлар отсидел в приемной двадцать минут, прежде чем его пригласили в кабинет. На широких полках стояли ноты. Над полками стены украшали изображения музыкальных инструментов.
Декан Уинтерс не поднялся из-за стола.
На столе лежала газета.
Уинтерс смотрел на Скайлара.
— Я так и думал. Сколько может быть Скайларов Уитфилдов?
— Полагаю, только один. Других я не знаю.
— Уитфилд… — Декан цедил слова. — Ты знаешь, что нехорошо подавать ложные сведения о своем материальном положении?
— Сэр?
— У меня в руках… — декан взял из папки несколько бумаг, — твое заявление с просьбой назначить тебе стипендию в музыкальной школе Найтсбриджа. Стипендию тебе назначили на определенных условиях.