Кеннет проводил девушку взглядом, с трудом сдерживаясь, чтобы не догнать ее. Но Стейна стояла за его спиной, и это было отличным сдерживающим фактором.
— Заправься, — бросила она, — Эрик идет.
Кен не побрезговал советом, быстро засунул хозяйство в штаны и сделал это очень вовремя, потому что Эрик уже был в нейтральной зоне. Старший схватил племянника за волосы, пригвоздив лицом к стволу дерева.
— Полегче, дядька, — прохрипел Кен, понимая, что сейчас лучше не сопротивляться.
— Ты, блядь, в своем уме, парень? — заорал на него Эрик. — Что за гребаное дерьмо в тебя вселилось? Ты хоть понимаешь, что натворил?
Кеннет сглотнул. За всю свою жизнь он никогда не слышал, чтобы Эрик орал и матерился одновременно. И это означало, что он влип. Дядька частенько крыл его по матери, когда Кен устраивал дебоши и попадал в ментовку, но никогда не повышал голоса. Лишь однажды Артур слышал, как Эрик орет. Это было в день, когда он заявил отцу, что останется в Питере, и дядя был на его стороне в том споре. А сейчас Эрик явно находился по другую сторону баррикад, и, зная рыцарский кодекс чести Предводителя Ястребов, Кеннет готовился к худшему.
Он открыл было рот, но не нашел ни слова в оправдание, а правду озвучивать уж очень не хотелось.
— А что в тебя вселилось, Эрлаз? — снова вмешалась Стейна. — Чего примчался?
— Чего примчался? — обернулся к ней Эрик, не отпуская безвольного Кена. — Чего я, блядь, действительно примчался? Это же в порядке вещей, что Командир сваливает с поля, прихватив за косу своего воина, которого тут же насилует, не отходя от кассы. У Волков это нормально, Стей? Давно ли?
— Никто никого не насиловал, Эрик. Успокойся, — продолжала Старшая уверенно и ровно.
— Нет? Значит, всем воинам одновременно показалось? Не пудри мне мозги, Стей.
— Понятия не имею, что там углядели твои воины. Может, если бы смотрели на мечи, то не прошляпили бы штаб. Кен не насиловал Хельгу. Она не сопротивлялась.
Эрик недоверчиво посмотрел на нее.
— Это мой сектор, Эрик. Я здесь наблюдатель. Я все видела. Так что не психуй. Откровенно говоря, я сама не в восторге, что твой Командир устроил тут публичное совокупление, но убивать его за это я бы не стала. А вот выпороть бы стоило.
Кеннет не сдержался и хмыкнул, пробормотав в ствол:
— Какие у тебя затейливый эротические фантазии, Старшая.
Эрик отпустил его, но все еще не мог до конца поверить.
— Зачем ты его выгораживаешь, Наташ?
— Мне незачем его выгораживать, Эрлаз. Я просто говорю, как было, — проговорила она, разводя руками.
— Ладно, разберемся позже. В любом случае, Кен… У меня слов нет. И где вообще Хелл?
— Ушла, — буркнул Кеннет.
— Как вернется — оба ко мне. Пообщаемся, — буркнул Эрик, развернулся на пятках и пошел в сторону лагеря.
***-
Улыбки, как листья, растут на моих губах,
Но все ж от убийства меня отделяет шаг.
Стейна смотрела на безмятежно спящих Кена и его юную жену. Анна перекинула через него руку, обнимая, улыбаясь во сне. Плед сполз с ее плеча, обнажая бледную, почти прозрачную кожу юной девы. Она была так красива, так молода. Прекрасное дитя суровой северной страны, которую занесло фатумом на не менее суровый Север России. Она пришла вслед за мужем и принесла с собой темную страсть раскрепощения, соблазн вседозволенности и жгучую ненависть. Все это кипело в груди Стейны, ища выхода.
Старшая понимала, что ей нужно срочно уходить. Она знала, что необходимо бежать как можно дальше. Чтобы не видеть их, не вспоминать, не чувствовать. Но ее ноги словно вросли в пол, а глаза неотрывно смотрели на красивые обнаженные тела.
Кеннет.
Ее Кен.
Ее Артур.
Ее безумие.
Ее страсть.
Ее любовь.
Теперь она знала, что он любит ее. Она верила ему. Она была уверена, что он не врал в порыве страсти. Ведь так горели его глаза. Так крепко сжимали в объятиях руки. Так отчаянно срывался от признаний его голос.
Стейна верила ему. Кен умел врать, виртуозно и жестоко плести интриги, но его всегда выдавало тело, желания, порывы. Он никогда не отказывал себе в удовольствии эмоций на грани, всегда ходил по лезвию ножа, балансируя и восхищая. И Стейна любила его пламя. Она каждый раз сгорала дотла в его огне, тоже не имея ни сил, ни желания противиться этому сладкому жгучему влечению.
Известно, что огонь нельзя укротить, подчинить, спрятать, запереть, чтобы наслаждаться. Он жжет все и всех, что встречает на пути, не разбирая, не выбирая. Им нельзя завладеть. Можно лишь потушить.