Артур прошел в большую комнату и огляделся, не стесняясь. Он выглядел до нелепости глупо в дизайнерской рубашке и щегольских зауженных брюках. Весь такой высокий, до боли красивый даже в своей усталости. Словно Эйфелева башня в Бирюлево.
Наташа не сдержала смешка, подумав, что его носки, наверное, раза в три дороже ее ковра. А может, и в десять. Если бы они могли, то уже задымились бы от возмущения, что им пришлось топтать столь убогую поверхность. Савицкий бросил пальто на спинку дивана и сладко потянулся, как не в чем ни бывало заговорил:
— Так себе квартира, Наташ. И райончик — говно. Я все думал, что адресом ошибся, но ты здесь…
— Откуда у тебя вообще мой адрес? — перебила она его и, закатив глаза, сама же ответила. — Эрик, чтоб его.
— Эрик, Эрик, — подтвердил Артур, кивая и улыбаясь. — Кто же еще. Привет передавал тебе.
— Пусть в задницу себе его засунет.
— Как невежливо, Наташ.
— Невежливо? Серьезно, Артур? Приперся, куда не звали, и еще смеешь мне говорить о вежливости!
— Ты злишься? — Савицкий совсем развеселился.
— Не злюсь, — фыркнула Наташа, пытаясь прийти в себя.
Безличное сотрудничество или яростное противостояние.
Они не на поле, не на Севере. Артур в Москве. На ее территории. Он улыбается, расслаблен и ироничен. Значит, любая эмоция сейчас — слабость. Особенно злость. Наташа облизала губы, на миг смежила веки, взглянула на него.
— Чего надо, Артур?
— Поесть бы.
— Савицкий! — рявкнула Стейна, снова мгновенно теряя выдержку и терпение.
— Что? — недоуменно развел руками Кеннет. — Я голодный, как волк.
Через секунду он осознал всю внезапную иронию сравнения и расхохотался. Наташа тоже ничего не могла с собой поделать — заулыбалась.
— Ну пошли, волк, сделаем из тебя человека, — хихикнула она и подхватила со столика свой бокал, кивая в сторону кухни.
— Чертова Москва, — продолжал смеяться Кеннет — Как бы тут случайно идиотом не сделаться.
— Идиотом тебя родили, дорогой, — влилась Наташа в привычную словесную перепалку, от которой почти отвыкла за несколько лет. — Так что не пеняй на столицу, коль рожа крива.
— Нормальная рожа, — чуть обиженно буркнул Артур, падая на табуретку.
Наташа оставила реплику без комментариев, лишь осушила бокал.
— Выпьешь? — предложила она, наконец вспомнив о гостеприимстве.
Артур чуть скривился.
— Хотелось бы, но я за рулем.
— Когда тебя это останавливало?
Он глубоко вздохнул.
— В Питере — никогда. Но тут меня вряд ли пощадят гаишники.
— Ох, бедняжечка, — издевательски покачала головой Наташа.
Артур лукаво приподнял бровь.
— Но если ты позволишь остаться на ночь… — начал он.
— Ничего страшного, — заулыбалась ему хозяйка дома, убирая бутылку со стола, — кофе попьем.
— Можно и кофе, — согласился Артур.
Заглянув в холодильник, Наташа не нашла ничего приличнее, чем сосиски и банка консервированного горошка. В запасах еще имелась фунчоза, которую она залила кипятком. В итоге уже через пять минут на столе дымились подрумяненные сосиски с бобовой лапшой и горошком. Еда простая, но основательная. Артур ел молча и быстро. А Наташа почему-то начала оправдываться.
— Наверное, нужно было что-то заказать. Я не готовлю почти.
— Для незваного гостя это даже больше, чем нужно.
— Ну да, — опомнилась она.
Наташа приосанилась и отругала себя мысленно за излишнее беспокойство. В знак протеста она все же налила себе вина, а не кофе. Хотя и сварила на двоих. Но что-то ей подсказывало: Артур выпьет обе чашки и попросит еще. Он так и не сказал, в честь чего примчался в Москву посреди рабочей недели. Наташа полагала, что по Северным делам, но интуиция тревожно отрицала эту версию. Сердце предательски екало от каждого взгляда Артура, а когда он улыбался, пропускало удар.
Стейна попыталась собраться, вспомнить все свои правила и принципы, вернуться к любимой заношенной маске величественного равнодушия. Но ее все время отвлекал Артур. Она уже забыла, как это. Видеть его так близко. Слышать, как он дышит. Чувствовать, что через секунду ухмылка искривит красивые пухлые губы. Хотеть дотронуться до его волос. Таких мягких, совсем как у Эрика. И все время быть настороже, потому что в любую минуту он может выкинуть нечто… Неожиданное и опасное. Вызывающее и глупое. Соблазнительное и темное.
— Спасибо, — проговорил Артур, отодвигая тарелку.
Он просканировал глазами кухню и, не найдя машинки, встал и запросто вымыл за собой посуду.
Наташа едва сдержала громкий стон, будучи уверена, что он делал это первый раз в своей жизни. Именно таких выходок она и опасалась. Далее с одинаковой вероятностью можно было ждать попытки убийства или изнасилования, предложения руки и сердца или помощи в уборке.
Но Артур решил дозировать шокирующие поступки. Он сам налил себе кофе, вернулся за стол и посмотрел на Наташу. И это взгляд был долгим, насыщенным. Своими пронзительными серыми глазами он убивал ее и насиловал, женился и недоумевал о ее неряшливой квартире. Его пальцы дернулись в сторону Наташиной руки, но так и не коснулись. Артур прикусил щеку изнутри, выглядя абсолютно растерянным и несобранным. Наташа впервые видела его таким и знала, что Савицкий приехал по очень веской причине. Он разбит и не знает, что делать. Но все равно не вызывает жалости. Скорее… похоть.
Наташа понятия не имела, как вести себя и что делать с таким Артуром. У нее не было плана, не было маски на этот случай. Ее квартира, внешний вид и содержимое холодильника сказали ему больше, чем следовало. Она могла играть, притворяться на Севере, на сцене, у него дома, но не здесь. Здесь единственно верное решение — это быть собой. Как бы опасно это не казалось.
Заправив длинную челку за ухо, Наташа склонила голову, улыбаясь ему. Ее рука скользнула по столу, на миг касаясь легким поглаживанием его красивых длинных пальцев.
— Ты хотел о чем-то поговорить? — подбодрила она его.
— Да, — выдавил Артур.
— Северные дела? Эрик? Командование?
— Нет, нет, — он замотал головой, — это личное.
— Расскажи.
И он рассказал. Обо всем. Он не оправдывался, не извинялся, просто говорил, как есть. Все, что чувствовал, переживал. Признавал некоторые ошибки. Не жалел о многих не очень хороших поступках. Он был честен и прям. Ему надоело лукавить с ней. Артур хотел, чтобы Наташа видела его настоящего. Открываясь ей, он не исповедовался, но все же чувствовал некое очищение, своеобразный катарсис. Словно тяжелый мешок с песком лежал на его плечах, и каждое сказанное слово расковыривало в нем дыру. И песок сыпался, даря отдых усталым мышцам, облегчение, желанную свободу.
Иссякнув, он встал из-за стола, чувствуя себя как никогда хорошо.
— Проводи меня, — попросил Артур.
Наташа поднялась следом.
— И это все? — спросила она в дверях, когда он обулся и накинул пальто. — Ты приехал, чтобы просто рассказать мне все это?
— Я не знаю, — он пожал плечами.
Улыбка едва заметно тронула уголки его губ.
— Для полного счастья было бы классно заняться сексом, но, кажется, это неуместно, — признался Савицкий.
— Ты прав, — согласилась она, — неуместно.
— Знаешь, я сейчас вот на столько, — он сделал шаг вперед, почти касаясь ее, изобразил мизерное расстояние между большим и указательным пальцем, — от того, чтобы начать умолять тебя.
— Умолять о чем?
— Быть моей. Быть со мной. Навсегда.
— Это что, предложение руки и сердца? — Наташин голос дрожал.
— Нет, — Артур рассмеялся. — Я ведь женат. Забыла?