Парень толкает девушку к стене и начинает целовать ее, пробиваясь языком между ее губ и сжимая мягкие груди. Кейт больно, она отталкивает Уильяма:
— Не так грубо!
Ее дыхание, словно гром, отзывается в темноте.
— У нас нет времени, — в его голосе напряжение, исполненное страсти и тревоги. Девушка начинает сомневаться. Разве ей хотелось, чтобы ее первый раз был таким — несколько жалких минут в темном, грязном эллинге?
— Нет, — Кейт толкает парня и делает шаг в сторону, к окну — вдохнуть ночного воздуха. Если они поспешат, можно вернуться домой до полуночи.
Темная фигура выплывает из тени — плавная, холодная, огромная. Девушка невольно вскрикивает.
— Бога ради, Кейт! — Уильям спешит к ней, к его страсти и тревоге добавилась досада. Внезапно он начинает скользить, как будто встал на лед. Юноша падает на локоть, руку пронзает острая боль.
— Черт!
На полу разлита солярка. Брюки сзади уже пропитались ею, и руки Уильяма тоже запачканы. Не думая, он достает из кармана зажигалку. Здесь просто слишком мало света! Только нажав на колесико, он понимает, что сейчас может превратиться в живой факел. Но уже слишком поздно. Свет в темноте кажется ярким, пугающим. Уильям сжимается, но пары солярки не воспламенились, и пламя не занялось. Юноша поднимает глаза и видит перед собой нечто настолько ужасное, что даже не сразу понимает, что это.
Со стропил на потертой оранжевой веревке из синтетического волокна свисает человек, его голова неестественно наклонена. Это крупный мужчина, совершенно голый, и синеватая плоть свисает с его груди и ягодиц, как слишком свободный костюм. Между ног его висят петли чего-то гладкого, блестящего, а живот разрезан и зияет, как чудовищная ухмылка. Огонек зажигалки отбрасывает тень убитого на поцарапанные и покрытые граффити стены, и она пляшет, как будто призраки приветствуют вновь прибывшего. За висящим трупом Уильям видит лицо Кейт — бледное, застывшее от ужаса, с широко раскрытыми глазами. Ему приходит в голову дурацкая мысль: разлитая солярка предназначена для сельского хозяйства, и Акцизное управление добавило к ней красный краситель в знак того, что она не облагается налогом. Но тут он понимает: это кровь. Густая, липкая, засыхающая у него на руках коричневой пленкой.
Глава первая
Ночь. Тепло и душно, как бывает только в конце лета. Фину трудно сосредоточиться. Темнота маленького кабинета — словно большие мягкие черные руки, вжимающие его в кресло. Круг света от настольной лампы режет глаза, притягивая и одновременно ослепляя, так что трудно сосредоточиться на записях. Компьютер еле слышно гудит в тишине, его экран мерцает на самой границе поля зрения. Фин давно должен был лечь спать, но ему нужно закончить сочинение. Открытый университет — его единственная отдушина, а он все тянул со сдачей. Как глупо с его стороны.
Фин слышит какое-то движение у двери, за спиной, и сердито оборачивается. Он думает, что это Мона, но ругать оказывается некого. Фин в удивлении смотрит на мужчину — такого высокого, что стоять прямо у него не получается, и он вынужден склонять голову набок, чтобы не задевать ею потолок. Потолки в квартире невысокие, но все равно рост у мужчины два сорок, не меньше. У него очень длинные ноги, темные брюки собираются в складки в самом низу, у черных ботинок. Клетчатая хлопчатобумажная рубашка заправлена в брюки, на поясе — ремень, а поверх всего — куртка-анорак. Она расстегнута, воротник поднят, но капюшон опущен. Руки мужчины висят как плети, видны запястья — рукава слишком короткие. На вид ему лет шестьдесят: печальное морщинистое лицо, темные невыразительные глаза. Грязные седые волосы свисают за ушами. Мужчина молчит. Просто стоит и смотрит на Фина, в морщинах на лице лежат глубокие тени от света настольной лампы. Господи, что он здесь делает?! Волоски на шее и руках Фина встали дыбом, страх обволок его, словно густой туман.
И тут словно издалека он услышал собственный голос, хнычущий в темноте: «Стра-анный челове-ек…» А человек все стоял и смотрел. «Там стра-анный челове-ек…»
— Что с тобой, Фин? — Мона трясла его за плечо. Он открыл глаза, сонный, все еще ничего не понимая, увидел ее перепуганное лицо и услышал собственный стон: «Стра-анный челове-ек…»
— Боже, что случилось?
Фин отвернулся от жены, лег на спину и попытался отдышаться: сердце до сих пор бешено колотилось.
— Просто сон. Дурной сон.