Выбрать главу

Саша и Яндал и не заметили, как за разговорами наступила ночь, только их ночь, брачная, единственная. И Саша подумала- «Интересно, какими родятся наши дети? Чья кровь будет сильнее, моя славянская, или бурятская Яндала? В любом случае, наши дети будут самые красивые и самые любимые!». И они любили друг друга в палатке, а потом снова вышли к затухающему костру, грели руки и смотрели на черную гигантскую массу воды, которая почти бесшумно шевелилась в темноте. Они стояли, обнявшись, и у Саши дрожали руки и подкашивались ноги от счастья. А потом они возвращались в Иркутск, нежно молчали почти всю дорогу. Яндан лишь изредка выпускал руку Саши, держа руль одной рукой даже на перевале, который местные с незапамятных времен прозвали «тёщиным языком». Вот только со свой тёщей, мамой Саши Яндан так и не познакомился. И на свадьбе ее не было, Саша не захотела. Яндан знал причину, но всё равно в душе Сашу осуждал. Да, ее мать поступила ужасно, страшно, так, как люди не должны поступать, как даже дикие звери не поступают... Но мать — есть мать.

 

 

 


 

А потом на горизонте появилась Гыма Павловна, мама Яндана. И каждый раз с бесконечными ненужными советами, окутанная тяжелой липкой энергетикой, как коконом бабочки, каждый раз она встречала Сашу сухой и холодной улыбкой суки.

До свадьбы виделись один раз, и Гыма даже постаралась улыбнуться, когда поняла, что Яндал не отступит от своего решения жениться на этой странной, слишком скромной и слишком тощей русской. С тех пор Саша приходила домой к маме мужа, как в клетку с тигром.

Как только Саша переступала порог, Гыма сразу начинала ощупывать ее своими колючими темно-карими глазами, и было видно, что она оценивает Сашу, словно прикидывает, насколько сильно мог влюбиться в нее ее сын. Серьезно ли это всё, и надолго ли? Потом садились за стол. Гыма для сына не жалела ни времени, ни сил, поэтому неизменно на обед был бухлер — наваристый суп из мяса, буузы и хуруул — домашний сыр. А на десерт боовы и зеленый чай с молоком.

  • Яндаш, будешь добавки?,- когда Гыма обращалась к сыну, вся ее сущность менялась, взгляд теплел, в голосе сразу же появились нотки мольбы. На Сашу ноль внимания. Человек-перевертыш. Так быстро менялось ее лицо, взгляд, когда она переводила его с Саши на Яндана, и обратно...

А Яндан чувствовал себя по-королевски, окруженный такой материнской заботой, которую ни одна девушка повторить не в силах. Ну кто будет так скакать вокруг мужика, чуть ли не с ложки кормить, да еще и рот ему салфеткой промакивать?

Яндан во всем слушал Гыму Павловну, как собака слушает хозяина, который ее кормит, и смотрел на нее, как на божество, которое вещает истину в последней инстанции. Однако в самый ответственный момент советоваться с мамой не стал, сделал Саше предложение прямо в кафе возле работы с горячими позами на тарелке. Ну а Саша не стала кокетничать, она просто оболдела и сразу дала согласие. Гыма Павловна на такое известие лишь скорбно опустила уголки губ, но перечить не стала. Только потом, спустя месяц, развернулась она во всей свой мрачной красе. На Сашу обрушилась вся тяжесть ревности и обиды свекрови.

Да и сам Яндан оказался склочного характера. Ссоры по любому поводу быстро стали нормой. Саша любила провести вечер, смакуя новую книгу, попивая медленными глотками ромашковый чай. Яндан любил кутить по друзьям, ему было жизненно необходимо постоянно куда-то двигаться. У них однозначно была любовь с первого взгляда, но при этом всегда чувствовалась дистанция.

Яндан при каждом удобном случае сбегал из дому, к друзьям, на работу, на рыбалку на теплое и жутко камаристое озеро Катакель. Ни побыть вместе лишнюю минутку, ни помочь по хозяйству, ни сходить в магазин, ни хотя бы поговорить за вечерним чаем. Саша сто раз ему предлагала, в кино, в кафе, да просто погулять по улице, всё бесполезно!

А Саша хотела проводить уютные вечера дома, с задушевными беседами в роли кухонных психологов друг для друга. Каждую минуту она стремилась домой. И Яндан знал почему. Он знал про Юнону. Это был самый большой секрет Саши. О таком даже говорить больно. Но Яндану, выросшему под маминым крылом, чужие проблемы было не понять.