– Логе рассказывал, – хором пояснили русалки. Брунгильда на это только хмыкнула. Хотя Вотан как-то говорил, что дочери Рейна на Логе смертельно обиделись, сочтя, что он нарушил обещание вернуть им золото, видимо, с тех пор они с ним более чем помирились. Неудивительно. Плутоватый повелитель огня при желании мог очаровать любую женщину из любого племени, начиная с Фрейи и кончая распоследними горбуньями-гномками.
– Ладно, спасибо, мы оценили и эту шутку, – сказала Брунгильда. – Невест им найти будет сложновато. Учитывая, что Хагену до зрелого возраста ещё далеко. Нет, любовь и ему, и его отцу нужна, как коню пятое копыто.
– Но ведь любовь необязательно бывает супружеская, – возразила Флосхильда и метнула недвусмысленный взгляд на Миме. – Члены одной семьи…
Миме вспылил:
– Предлагаете мне? С ним? Помириться? Да скорее наша ручная птичка Нотунг скуёт, чем я сделаю хоть один шаг в сторону примирения – и чем Альберих извинится передо мной!
– Альберих бродит в этих местах, – будто не слыша его, продолжала старшая из рейнских сестёр. – Он в основном стоит на страже возле пещеры Фафнера, но даже ему раз в день надо размяться. Вы можете легко на него наткнуться.
– Удачи вам, – хором пропели русалки, плеснули хвостами и нырнули в глубину.
– Эй, вы, постойте! – крикнула Брунгильда, но тщетно.
Они с гномом угрюмо пошли по направлению к лесу. Миме всё кипятился:
– У этих дамочек ветер в голове, или вода, не знаю уж что – только не ум! Альбериха я спихну в пропасть при первой же возможности, а они говорят о том, что братская наша любовь может спасти кольцо от нового похищения! Большей ерунды я не слыхал!
Жена дала ему как следует выговориться, а потом остановилась и спокойно заговорила:
– Миме, я замечаю за тобой одну вещь: ты постоянно слишком уверен в своей правоте. Даже когда это касается будущего. Я не думаю, что это совсем плохая черта, но очень уж резво ты разбрасываешься направо и налево всякими предсказаниями, которые далеко не всегда сбываются.
– Ты тоже, – не упустил возможности вставить свою шпильку нибелунг. Распространяться он, впрочем, не стал – единственным несбывшимся предсказанием Брунгильды, которое он мог вспомнить, было запальчивое обещание никогда не стать ему женой.
– Речь о тебе, а не обо мне! Сколько раз ты уверял меня прошлым летом, что меня и Зигфрида только терпишь, что я – бесполезная нахлебница, а Зигфрид – шалопай и негодяй?
– Это было правдой, – попробовал защититься Миме. Но успевшая всё обдумать во время его гневных излияний Брунгильда не собиралась сдаваться:
– А кто говорил о предстоящем захвате колдовского кольца, как о вопросе лишь времени? Кто уверял, что все лишения и невзгоды терпит ради кольца? Не далее как вчера вечером, однако, ты сообщил, что тебе хватит и шлема? Кто раньше мечтал (не надо, не строй из себя невинно оскорблённого!) о том, что Зигфрид и Фафнер погибнут оба, а сейчас не решается отпускать Зигфрида на бой, пока он не вырастет?
– Это ты всё к чему ведёшь? – подозрительно спросил гном.
– К тому, что об этом мы действительно не думали. Ты можешь попробовать восстановить отношения с Альберихом.
Миме уже открыл было рот для новой тирады, но Брунгильда предостерегающе подняла руку:
– Не перебивай, дорогой мой. Вы оба уже далеко не юноши, даже по вашим меркам, у вас уже не тот возраст, когда можно бурно ссориться с семьёй и потом годами не разговаривать.
– Ты забыла, что я тебе рассказал про отношение ко мне Альбериха?!
– Помню. Тем более, – мягко продолжала женщина, – вам следует хотя бы попробовать помириться. Подумай о том, что, если… когда мы вернём кольцо обратно в Рейн, у Альбериха не останется ничего, ради чего он мог бы жить.
– Как невероятно трогательно, – пробурчал Миме.
– Он будет в одиночестве умирать от тоски.
– А мне дела нет! – огрызнулся гном. – Пусть умирает! За все его издевательства такого ничтожного наказания мало! Когда я двадцать лет сидел в доме один, как груздь сушёный, разве он обо мне хоть один разок вспомнил?
– Миме, но подумай…
– Брунгильда, я говорю тебе: прекрати разговоры на эту тему, – Миме даже стал будто выше ростом. – И вообще: что с тобой за это время стряслось, что ты начала нравоучения читать?
– Много чего стряслось, – улыбнулась Брунгильда. – По-твоему, это мелочь – из гордой валькирии превратиться в варящую супы и чистящую котлы жену ехидного… – Миме попытался щёлкнуть её в нос, но не дотянулся и промахнулся, – сварливого… – Миме замахал на неё кулаком, она отступила, – трусливого… – он раздражённо фыркнул, – гномика? Тут, знаешь, несколько раз пришлось пересмотреть свои взгляды на жизнь.
Миме хотел спросить, почему же она со своей новообретённой высокой нравственностью не помирится прежде всего с собственной семьёй, но отмолчался. Рана после зимней истории с Вотаном была у Брунгильды ещё свежа. Она действительно тяжело перенесла оскорбления отца, с трудом тогда Миме смог её утешить…
В свою очередь, Брунгильда поняла, что мужа ей не уговорить. А она сказала ему правду. С тех пор, как она пробудилась к новой жизни во всех смыслах слова, уютное семейное счастье и безмятежный мир стали для неё незаметно гораздо дороже холодной гордости, кровной мести и самопожертвований во время подвигов.
– Я попробую поговорить с Альберихом сама, – решила она.
– Ты что, это опасно! – воскликнул Миме и тут же смутился. Брунгильда не обратила внимания на это и сразу предложила:
– Тогда почему бы тебе не сопровождать меня? Мы же и пошли вместе в том числе потому, что могли наткнуться на Альбериха случайно.
– Случайно – другое дело, случайно можно и стаю волков встретить. Брунгильда, – Миме был серьёзен, как никогда в жизни, – послушай, я на многое могу пойти, но есть то, чего я не позволю. Я не могу разрешить тебе идти к Альбериху одной, и уж тем более к нему не пойду я.
– А почему ты за меня-то боишься? У меня есть Гране; от Альбериха в случае чего я улепетну без труда.
– Брунгильда, ты надеешься пробудить в нём родственные чувства? Это бесполезно, уверяю тебя. Он только и думает, что о добыче кольца.
– Между прочим, напомню ещё раз, что меньше года назад ты совершенно так же только и думал, что о добыче кольца.
Миме сдался:
– Ладно, как знаешь. Я тебя предупредил. Пошли к Гибихунгам, Гране домой заберём.
––––––––
Вечером Брунгильда верхом на Гране и в сопровождении верной стаи белых птичек поехала продолжать миротворческую деятельность. Она могла бы выехать и раньше, но в любое время до заката Фафнер был способен выползти на водопой. А исполинский дракон был одним из немногих существ (если не единственным), от которого не смог бы убежать Гране. Может, ещё в прежние времена, когда прекрасный конь умел летать…
Альберих был у драконьей пещеры. Кутаясь в грязно-жёлтую хламиду, он сидел на камне у входа, насупленный, со сморщенным и оттого ещё более уродливым лицом. На фоне огромного входа в пещеру нибелунг выглядел невероятно крохотным и жалким. Брунгильду передёрнуло при мысли о том, что такое существо могло захватить мир. Даже Миме в день их знакомства не был настолько отвратительным… Он никогда не был отвратительным… Бывшая валькирия улыбнулась и тут же взяла себя в руки – сейчас у неё важное дело, нельзя отвлекаться на глупости.
– Кто идёт? – вскинулся Альберих.
Гране вышел на поляну, и Брунгильда спрыгнула с седла.
– Вот так встреча, – нибелунг просто скорчился. – Вотаново отродье! Чего тебе здесь нужно?
– Я здесь не для того, чтобы обсуждать то, что сделал мой отец, – стараясь хотя бы казаться невозмутимой, приступила к делу Брунгильда. – Я приехала к тебе прежде всего не как дочь Вотана, а как жена Миме.
– А, Хаген о тебе говорил, – неохотно признал Альберих. – Ну и что? Мне всё равно, на ком женат мой дурень-братец. Хотя я понимаю! Он тебя послал отвоёвывать сокровища? Так вот, это гиблое дело. Но попробуй. Я на это посмотрю, Фафнер сегодня как раз мало ужинал.