…Зигфрид, болтая ногами, сел напротив окна, выходившего на опушку. Раскусив его намерения, Брунгильда решительно встала между ним и окном.
– Нет, удрать в лес у тебя не получится, – отчеканила она. – Равно как и смотреть на него вместо того, чтобы слушать меня.
Мальчик нарочито широко зевнул.
– Послушай, Зигфрид, если по-настоящему хочешь стать героем, прекрати лениться и слушай внимательно.
Мысль о геройстве подействовала на Зигфрида бодряще. Удивительно бодряще. Он сразу выпрямился, глаза его заблестели.
– Значит, так, – величественно перешла к делу Брунгильда. – Начнём с главного. Среди воинов-людей превыше всего ценится рыцарская честь. Того, кто её нарушил, совершив недостойный поступок, молва осрамит на весь белый свет. И он будет считаться уже не благородным воином, а подлым разбойником.
Что надо делать, чтобы этого избежать?
В первую очередь герой должен держать данное им слово. Если ты, скажем, вошёл в чужой город и пообещал не идти ни на кого с оружием – не иди. Хоть бы кто-то тебя ругал и проклинал на чём свет стоит. Помни: тебя будут ругать и проклинать стократ больше, если ты нарушишь слово.
Особенно крепко то слово, которое называется клятвой или же обетом. За его нарушение любого постигает смерть.
– А какие бывают обеты? – спросил поражённо слушавший Зигфрид.
– Есть обет братской дружбы, есть, напротив, обет кровной мести. Ну и, конечно, обет верности, дающийся при женитьбе.
Брунгильда долго и подробно рассказывала об этих трёх обетах, о том, как славные рыцари соблюдали их, и о том, как разные негодяи нарушали их и соответственно платили жизнью. Наконец, убедившись, что у Зигфрида всё это отложилось в памяти, она взялась рассказывать о чести в целом дальше.
– Железное правило, которому обязаны подчиняться все носящие оружие – не нападать на раненых или просто слабых. Не то что ранить, а даже просто оскорбить безоружного считается тягчайшей провинностью. Смертью она не карается, но смыть такой позор нелегко. Не всякому удавалось.
Девушка начала восстанавливать в памяти новые поучительные истории о воинах, подтверждающие нерушимость и важность такого правила, как вдруг она заметила, что Зигфрид выглядит странно. Что-то его явно сильно беспокоило.
– Что случилось? – испугалась Брунгильда. Неужели какой-то воин из людского племени когда-то оказался в этом лесу и пытался напасть на Зигфрида?..
Мальчик поднял глаза:
– Брунгильда! А меня будут очень сильно стыдить потом за то, что я оскорблял Миме?
…В кузнице Миме ненадолго прервался, чтобы передохнуть. Очередной меч был почти готов.
Вдруг до гнома дошло, что в комнате, где он оставил Брунгильду и Зигфрида, подозрительно тихо. Неужели эта так называемая воспитательница отпустила-таки мальчишку в лес, а может, и сама куда-то убежала?
Выйдя, Миме обнаружил, что и валькирия, и мальчик на месте. Они просто молчали. Зигфрид пристыженно смотрел в пол, думая, что Брунгильда на него разозлилась и что он теперь не может стать героем, а покрасневшая Брунгильда лихорадочно вертела головой, словно способ выкарабкаться из этого недоразумения прятался от неё где-то под столом или за дверью.
– Что тут у вас такое? – спросил Миме.
– Ничего особенного, – Брунгильда быстро сделала вид, что зачем-то переставляет миски на столе.
– Или Зигфрид настолько потрясён законами рыцарской чести? – продолжал выспрашивать нибелунг. – Да говорите же! Чтобы одновременно вас двоих настолько поразить, должно было произойти нечто из ряда вон выходящее! Неужели сюда приползал умирающий Фафнер и завещал мне свой клад?
– Он скорее завещал бы его Логе, чем тебе! – с натянутой улыбкой заявила девушка. – Зигфрид, ответ колкостью на колкость не считается оскорблением.
Зигфрид облегчённо вздохнул, но всё ещё выглядел виноватым. Подумав, что на сегодня хватит занятий, он юркнул на лестницу, взобрался на чердак, взял рог и поскорее удрал к своим лесным зверям.
– Я в восхищении, – почти без ехидства сказал Миме. – Брунгильда, как ты так приструнила Зигфрида?
Но Брунгильда уже оправилась от смущения.
– При помощи рассказов о рыцарской чести, о которой ты, конечно же, и представления не имеешь! – весело отозвалась она.
– Родилась бы ты мужчиной – было бы гораздо лучше. О героях битв знаешь много всякой всячины, а о женской работе, – Миме указал на стол и корытце для стирки, – ничегошеньки!
– Кто просил тебя на мне жениться? – с невинным видом подняла брови Брунгильда, и гном стушевался. Разумеется, никто его не просил. Только такой невезучий нибелунг, как он, мог без посторонней помощи влюбиться в этот кошмар.
Ну, ничего, она ещё будет работать у него по дому, как все приличные женщины!..
========== Глава 5. Немного взаимопонимания ==========
Хлеб в печи шипел и потрескивал: с ним было явно что-то не так. В воздухе запахло горелым.
– Сегодняшний итог – пирог с угольями, – сухо заключил Миме, вытаскивая из очага творение Брунгильды. – Но навыки уборки ты усваиваешь быстрее, и это радует.
– Перестань говорить так, будто я взята тобой в судомойки из милости, – Брунгильда, хоть и измучилась, не желала оставлять за карликом последнее слово.
– Я же немного тебя похвалил!
– Вот-вот. Похвалил, как хозяин щенка.
– Если ты хочешь восхвалений в форме скальдической поэзии, не обессудь, я в ней не сведущ, – издевательски поклонился ей нибелунг. – Где мне до твоих мудрых-премудрых сестриц, певших друг другу хвастливые стихи!
– Конечно, ты завидуешь тому, что валькирии настолько дружны и близки между собой, – не выдержала Брунгильда. – В отличие от некоторых братьев, которые вечно ничего поделить не могут…
Последовало долгое молчание. Миме отошёл к печи и сел на скамью спиной к девушке. Не ожидавшая такого резкого завершения спора, Брунгильда очень удивилась.
– Э… гмм… я пойду покормлю Гране, – неловко пробормотала она.
– Катись вон, – буркнул Миме, не оборачиваясь.
Что с ним стряслось?.. Брунгильда воспроизвела в памяти минувшую перепалку и со стыдом поняла, что на сей раз она зашла слишком далеко. Могла бы и догадаться, что любой намёк на свою давнюю вражду с Альберихом, зародившуюся по вине последнего, Миме воспримет действительно болезненно.
Она залилась краской. Как ей поступить? Извинение перед нибелунгом она всё же считала ниже своего достоинства. Но и оставлять всё так, как есть, не стоило. Неизвестно, как долго Миме будет обижаться… За такое он может никогда не простить её. Каково будет ей жить, если Зигфрид целыми днями болтается в лесу, а Миме откажется с ней разговаривать? Что такое полное одиночество, Брунгильда знала лишь понаслышке и вовсе не собиралась исследовать это на собственной шкуре.
– Я не хотела сказать то, последнее, – выдавила она из себя. – Мне… я… мне очень жаль, я случайно брякнула.
– Ты ведь даже не знаешь этого Альбериха, – всё ещё сидя лицом к печке, тихо сказал гном голосом, совсем не похожий на его обычный плаксивый или ехидный тон. – Я правильно понимаю, что ты родилась уже после того, как Вотан украл у него золото?
– Так и есть, – подтвердила Брунгильда. – Отец немного о нём говорил, но я никогда с ним не встречалась.
– А он до сих пор бродит где-то на поверхности земли, – мрачно продолжал Миме. – В Нибельхейм нам обоим вход заказан. Но если Альберих появится в этих местах, я… я не знаю, что я с ним сделаю! Прирежу его – на такого хлипкого и мои мечи сгодятся! Сброшу его в озеро! Сварю в котле!
В словах Миме звучала такая сильная и неприкрытая ненависть, что у девушки мороз прошёл по коже. Она вспомнила о загадочном мясе в похлёбке и поняла, что гном может и всерьёз пустить брата на это самое мясо.
– Испугалась, наверное? Да ты никогда не узнаешь всего того, чего я от братика натерпелся! Однажды пещера, где жил я, обрушилась, и мне пришлось переехать к Альбериху. Вот с тех пор этот гад вбил себе в голову, что я у него в неоплатном долгу. До такой степени неоплатном, что я должен пахать на него денно и нощно и вдобавок унижаться, как распоследний ужонок. Ну а когда братишка похитил кольцо, там я почти что с жизнью попрощался. Хорошо ещё, что колечко у Альбериха так быстро отняли…